— Вам что-нибудь надо, Беккет? — спросил Саймон, потягивая кларет и глядя на незваного посетителя с холодным любопытством.

— О, я пришел всего лишь проведать мою крошку! — ответил Оливер, нетвердой походкой приближаясь к кровати. — Должны же вы понять чувства любовника.

Он бросил через плечо изучающий взгляд на Саймона, спокойно сидевшего в своем кресле. Подобное безразличие к его вызывающим словам пришлось не по вкусу Оливеру. Он снова повернулся к лежавшей на кровати Ариэль.

— Вообще-то не такая уж она красотка, моя крошка, — издевался он. — Она всегда была скорее просто симпатичным созданием. А болезнь превратит любую милашку в сущую ведьму. Боюсь, что моя девочка не станет исключением.

Он провел пальцем по влажному от пота лицу Ариэль.

— Исхудала и побледнела, — сказал он, качая головой. — Никто из нас не может понять, зачем она так по-дурацки поступила. А вы понимаете, Хоуксмур?

Саймон не удостоил его ответом. Он спокойно потягивал кларет, вытянув ноги к огню, и выжидал тот момент, когда у него не будет другого выхода, как только принять вызов Оливера Беккета.

— Да, никто из нас не может понять, почему Ариэль подставила под удар свою лошадь вместо Хоуксмура. То, что она упала на лед, вполне объяснимо: малышка всегда была порывиста и никогда не думала о своей безопасности. Но рискнуть своей лошадью…

Молодой человек с преувеличенным сомнением покачал головой и отхлебнул из бокала, который держал в руке.

— Нет, только не Ариэль. К тому же в этом не было крайней необходимости, — снова хохотнул он. — Даже поработай сокол над вашим лицом, хуже оно бы не стало,

— Ведь верно?

— Мне кажется, Ариэль удивила нас обоих, — бесстрастно заметил Саймон.

Оливер сделал было шаг к камину, но что-то в выражении глаз его собеседника удержало его на месте. Он прислонился спиной к высокой спинке кровати.

— Вы уже успели оценить ее, Хоуксмур? Успели узнать, что ей нравится? Успели заметить то маленькое родимое пятнышко у нее на…

— Вы мне надоели, Беккет, — все тем же спокойным, тихим голосом оборвал его Саймон. — Должен сказать, что вы самый скучный и надоедливый сопляк, какого мне приходилось в жизни встречать.

Лицо Оливера залилось багровым румянцем. Рука его метнулась вниз, к рукояти кинжала, но Саймон смотрел все так же спокойно и невозмутимо.

— Не думайте, что она ваша, Хоуксмур, — произнес Оливер хриплым от ненависти голосом. — Она принадлежит нам. Своим братьям и мне.

— В самом деле? — иронически приподнял бровь Саймон. Голос его звучал лишь слегка удивленно, хотя глаза светились недобрым блеском. — А я-то думал, что она моя жена!

В руке Оливера внезапно очутился кинжал.

Саймон не шевельнулся, взор его по-прежнему был прикован к лицу Оливера, оценивая, на что способен тот в приливе пьяной ярости.

— Вы нападаете на безоружного человека, — тихо произнес Саймон.

— У вас кинжал на поясе, — бросил в ответ Оливер. — Обнажите его, и мы померяемся силами до первой крови.

Саймон только презрительно рассмеялся в ответ на это предложение:

— Я сражаюсь на поле боя, Беккет, как и подобает мужчине, а не в спальнях больных женщин.

Кинжал Оливера внезапно взметнулся вверх, просвистел всего в дюйме от лица графа и вонзился в деревянную спинку кресла. Саймон не отреагировал на нападение ни единым жестом.

— Как же вы несдержанны, Беккет, — произнес он, выдергивая кинжал из спинки и протягивая его владельцу рукоятью вперед. — Вам надо учиться хладнокровию… по крайней мере, когда вы имеете дело со мной, — прибавил он.

— Вы мне угрожаете? — Оливер был растерян; чувствовалось, что он не может найти достойного пути для отступления.

Саймон покачал головой.

— Я думал скорее о том, что заставило вас это сделать, Беккет.

Оливер круто развернулся на каблуках, запнулся о край ковра и едва не упал. Ему, однако, удалось устоять на ногах, схватившись за спинку кровати.

Все еще неверными шагами, покачиваясь, он направился к двери.

— Вы ее не получите, — заявил он, взглянув на Саймона через плечо злобно сощуренными глазами. — Вы ее не получите, Хоуксмур!

Дверь со стуком захлопнулась.

И что только Ариэль нашла, в нем? Мысль о том, что этот напыщенный глупец познал Ариэль раньше его, терзала Саймона.

Какое же маленькое родимое пятно он имел в виду? Одно было у нее под правой грудью и еще одна родинка — справа, на изгибе бедра…

Саймон изо всех сил сжал зубы, не давая слепой ярости овладеть его чувствами. Его трясло при одной, мысли о пальцах Беккета, скользивших по прекрасному телу Ариэль.

Молодая женщина пошевелилась, пробормотала что-то, сбрасывая с себя одеяла. Ее ночная сорочка стала почти прозрачной от пота и прилипла к груди. От беспокойного сна обнажился живот Ариэль и маленький золотой треугольник внизу…

Саймон смочил салфетку лавандовой водой и обтер ее тело. Это как будто успокоило Ариэль, она перестала бормотать и затихла. Пошарив в шкафу, Саймон нашел свежую сорочку в стопке белья, пересыпанного пахучими лепестками розы. Затем склонился над своей женой, подтянул повыше пропитанную потом сорочку и слегка приподнял одной рукой Ариэль, чтобы вытянуть из-под нее подол. Раскрасневшись от жара, она выглядела какой-то бесплотной; Саймон почти не чувствовал ее веса.

Саймон осторожно раздел Ариэль, потом снова протер все ее тело влажной холодной салфеткой и натянул свежую сорочку. Простыни постели тоже увлажнились и сбились, но тут уж он ничего не мог сделать без помощи Дорис.

Девушка появилась через полчаса, по пятам за ней следовали собаки.

— Я принесу свежие простыни, милорд, — ответила она, когда Саймон объяснил ей, в чем дело.

Дорис захватила поднос и вскоре вернулась со стопкой свежих простыней и горячими грелками.

— А грелки зачем? — спросил Саймон. — Она ведь и, так уже потеет?

— Мы должны справиться с лихорадкой, сэр, — объяснила ему Дорис с уверенным видом. — Леди Ариэль как-то мне рассказывала, что надо делать, если у человека жар. Вы не могли бы приподнять ее? — нерешительно спросила она.

Саймон поднял тело Ариэль над кроватью. Глаза молодой женщины на несколько секунд приоткрылись, но она не узнавала окружающих, и это испугало его. Он сел в кресло, держа жену на коленях, прислушиваясь к ее несвязному бормотанию, ощущая ее бестелесную хрупкость. Если таково было действие опия, то ничего удивительного, что Ариэль так не хотела принимать его.

— Вот и все, милорд. Я застелила постель свежим бельем, — объявила Дорис, поправляя подушки.

Саймон уложил свой драгоценный груз обратно в постель, а Дорис обложила тело Ариэль грелками и закрыла ее одеялами, набросив поверх них еще один плед.