Ели молча. Мне снова было неловко от нахлынувшего ощущения неправильности происходящего, когда я вроде и с мужем, а фактически с чужим мужиком на побережье моря вкушаю прелести жизни. Вроде и не измена, а чувство вины какое-то присутствует. Измена это же не столько физическое, сколько моральное отклонение.

— Что ты имеешь ввиду?

— Если на нас кто-то наткнется, то мы как-то и что-то должны объяснить. — он закинул в рот виноградину и улегся на плед, подложив под голову рюкзак с одеждой. — Мы так-то рядом с лагерем торчим, прямо у них под носом. Неровен час, какой-то патруль нас заметит и спросит, а что это вы тут делаете?

— А что, ты видел патрули?

— Пока нет, но это же не значит, что их нет. Нужно быть готовым к любому повороту событий. В конце концов, местные могут спросить, а что это вы тут делаете?

— У тебя теперь есть документы. — напомнила я.

— А твои документы при проверке сделают только хуже. — вздохнул он. — Так что не стоит доводить до их проверки. Давай сделаем так: по легенде мы тут с тобой скрываемся от лишних глаз потому, что ты приехала ко мне в тайне, так как замужем. А я местный… А кстати, кто я местный?

Он даже приподнялся на локте.

— Сотрудник скорой помощи. — я совсем забыла ему сказать об этом.

— Хм… — он снова откинулся на плед. — Ладно. Я местный сотрудник скорой помощи. Помощи… Скорой… А в лагерях военнопленных есть скорая помощь или это городская служба.

— А я-то откуда знаю. Это всё, что было указано в нашей части генетического паспорта — профессия, обязывающая иметь генпаспорт. — я тоже взялась за виноград.

— Ладно. Это лучше выяснить поскорее. Ну так вот, я местный работник то ли лагеря, то ли города, и ты ко мне приехала, а личность свою не хочешь раскрывать из-за того что замужем. И не за мной.

— Почти всё так и есть. — ехидно заметила я.

— Ну да, ну да. Поэтому мы не снимаем гостиницу, дом или другое жилье, а предпочитаем отдыхать дикарями на прекрасном побережье прекрасного моря в лучах прекрасного солнца.

— Не увлекайся, поэт. Ближе к делу.

— А, собственно, и всё. Я… Как там меня зовут? — он полез в карман и достал генпаспорт. — Роберт Шпирц. Что за имя-то такое? Хорошо, хоть не «шприц».

— Ну почему же, очень бы шло к твоей нынешней профессии. — мне нравилось злорадствовать.

— Ладно. Шпирц, так Шпирц. Я пойду в город, как ты сказала — ассимилироваться. А тебе нельзя туда, уважаемый Хранитель Картотеки ДНК. Поваляйся здесь, позагорай, делай вид что отдыхаешь.

— У меня купальника нет. — вспомнила я.

— Эм… Ну ты придумай что-нибудь… — он как-то странно замялся. — Слушай, у меня только одна просьба. Ты при мне не загорай. И вообще… Ну это…

— Что «это»? — я даже повернулась к нему.

Надо же, мой, ну или почти мой, муж вдруг застеснялся разговоров о купальнике. А сейчас вообще покраснел.

— Загорай не при мне, ладно? И вообще, не переодевайся, не раздевайся и не заводи эти разговоры при мне. — выпалил он и отвернулся.

— И не собиралась я при тебе переодеваться! — возмутилась я.

— У этого молодого организма весьма легкая возбудимость. Да и Эрик всё видит и слышит. — пробубнил альтерОлег, а потом перекатился и поднялся на ноги. — Пойду ка я в город на разведку.

И он так и потопал в сторону города. Что у него там в голове твориться, остается только догадываться.

— Купальник мне купи! — крикнула я ему вслед, когда он уже лез в кусты. — И Эрику привет!

Быстро ретировался как-то. Только что говорили, и раз — сбежал. Видимо, не всё в этом теле ему подвластно. Вот покраснел даже.

Я улеглась поудобнее, забрав рюкзак себе под голову и уставилась в даль моря. Красиво же как! И почему мы раньше с ним не ездили на море вот так вот отдыхать дикарями? Почему не валялись на песке? Почему обычным радостям единения с такой прекрасной природой предпочитали комфорт отелей и сервиса? Не знаю. Да и сколько мы раз куда-то выбирались, можно по пальцам одной руки сосчитать. Всё работа, дом, работа, дом. А для чего? Выживание в наше время, это уже не вопрос работы и достатка. Это скорее вопрос удачливости, что бы орматская ракета не свалилась тебе на голову. Вот и спрашивается, если между жизнью и смертью такая тонкая грань, что на линии фронта, что на гражданке, зачем тогда посвящать свою жизнь только работе и быту? «Бытовуха» — вспомнила я определение когда-то виденной мною чужой жизни. «Трудоголик» — а этот термин чаще прилипал к моему отцу. И что, они были счастливы с мамой? Ну по-своему, наверное, счастливы, у каждой семьи свое понятие счастья. А у меня свое. И вот на этом пляже, сейчас я нашла новый уровень счастья. Только для него не хватает моего настоящего, не альтернативного, мужа. Занятая созерцанием морской дали и чистого неба, погруженная в свои мысли, я незаметно уснула.

Проснулась я от того, что мне стало холодно. После легкого ветерка кожа моментально покрылась мурашками. Зябко поежившись, я приподнялась, огляделась и попыталась окончательно вернуться в реальность из сна. А в реальности было не так уж и плохо. Всё тот же берег, море. Вот бы так почаще просыпаться.

Собрав остатки пикника с пледа и стряхнув песок, я соорудила из него римскую паллу. Убрала продукты, прибрала наш кусочек пляжа. Даже веткой с остатками листьев решила смести мусор, гоняемый ветром. В этот момент за спиной зашуршали кусты, и из них сначала показалась голова, а затем альтерОлег вышел целиком. Что-то в его походке было не естественное, он слишком плавно поводил плечами при каждом шаге, и делал это с непривычной амплитудой. В одной руке он нес белый пакет, слишком сильно раскачивая им.

— О, прекрасная римлянка, убирающая очаг свой от срача, гонимого ветрами!

— Ты что пьяный?! — я была в шоке.

— Я Дионис. Приятно познакомиться. А как тебя назвали боги, может быть Афродита? — продекламировал он возвышенно.

— Ты не Дионис, а дурак. У римлян был Вакх и Венера. А Дионис и Афродита у греков. — я уже стояла, уперев руки в бока и думала, как бы ему устроить разнос по поводу его состояния. Мешала внешность. Это был не Олег все таки. — Ты где так набрался, разведчик?

— Ну вот, умеешь ты по научному обламывать. Я пошутить хотел. — он сразу сник, голос