нас? Ты нашла, что я просил? — альтерОлег подобрался на стуле и подался вперед.

Я встала, прошла на кухню и принялась заваривать чай. Это была моя маленькая и безобидная месть за то, что он меня оставил. И он понял это, ухмыльнулся, кивнул и снова откинулся на стуле, скрестив руки на груди, словно готовился к длительному ожиданию.

— Что-то нашла. — я поставила чашку перед ним, а со второй забралась с ногами на стул напротив. — И даже больше. У меня готова одежда, машина и документы.

— Тааак-с. — сказал альтерОлег, словно пародируя полковника Куценко. — А ну ка поподробнее.

— Я нашла способ добыть твой рюкзак. И проверила пробу во флаконе. Всё сходилось. Среди вещей из рюкзака откопала футболку нетипичного размера, на которой обнаружились потожировые следы с другим образцом ДНК, не принадлежащим твоему нынешнему телу. — я неопределенно покрутила пальцем в его направлении, обозначая тело, о котором шла речь. — По этой новой пробе был установлен пленный номер три тысячи восемьсот два в лагере на юге Талиды. Ничем не выделяется. Протоколов допросов не имею, запрашивать не решилась из соображений безопасности. На основе двух проб — твоей нынешней и орматской — заказала два генетических паспорта. Их нужно в ближайшее время получить. Машина стоит в соседнем дворе, батареи заряжены. Комплекты одежды на тебя и пленного вон в тех двух рюкзаках.

АльтерОлег просто молча захлопал в ладоши. Да, я постаралась на славу.

— Какие подводные камни в столь безупречной подготовке? — уточнил он.

— Получать генетические паспорта нужно по удостоверению личности. — я поморщилась. — А их я сделать не могу.

— Не обязательно. — отмахнулся он. — В заявке на получение ставишь галку в строчке «идентификация при получении», и тебя по твоей же ДНК на месте сканером идентифицируют. Укол в палец, сличение с генетическим паспортом и свободен. Еще камни?

— Добраться до Талиды без документов. Но тут только по старой книжной теме действовать: я везу, а ты на заднем сиденье под пледом спишь и молишься, что бы досмотра машины не было.

— Это опасно. Если тебя поймают с моим телом, то во век не отмоемся. — ему не понравился киношный план.

— Если обнаружат подлог для паспортов, если обнаружат сокрытие информации о разных орматских пробах ДНК, да много еще каких если… Мне и так крышка, если ты в ближайшее время не вернешься в своем теле и со своими мозгами. — я поймала себя на мысли, что уже отчитываю его как мужа.

Не то, что бы я раньше мужа отчитывала. Но есть тональность, с которой я говорю только с супругом. И это был как раз тот тон.

— Логично. — кивнул он с такой показной серьезностью, что я поняла: он тоже уловил.

— И не смей ржать. — не удержалась я.

Ну естественно, он засмеялся. Нет, все же у моего мужа и внешность приятнее, и смех красивее.

Ночевали мы в разных комнатах. Я его предупредила, что если он потянет ко мне эти чужие руки, то я их сломаю. А он ответил, что не может при посторонних, пуская даже в голове, сделать это. На том и разошлись.

4. Генетический паспорт

Утром я позвонила на работу и убитым голосом сообщила, что нездорова. Никто даже не сомневался в этом, помня мое вчерашнее рассеянное состояние. Это позволит мне выиграть небольшую фору. Затем мы погрузились в серую машину и двинули на выезд из города. Почти всё происходило молча, только мой сообщник поинтересовался, на кого зарегистрирована машина, и как Хранителя выпустят из города. Да, теперь мы сообщники, а не просто муж и жена. Даже приятно как-то.

С регистрацией машины всё было просто: я её не переоформила. Поэтому никто и не знал, что у невыездного Хранителя появилось средство передвижения. В противном случае нас бы остановил первый же патруль близ кольцевой дороги. А вот с идентификацией моей физиономии дело было сложнее. Для подкрепления внутренней решимости и антуража я нацепила шляпу и темные очки. Все беглянки в книгах так делали. Эх, не была бы я Хранителем, то и проблем бы не было! Ну да, а еще я бы и половины не сделала для нашего побега.

Решили двигаться дорогами, на которых отсутствуют стационарные и наименьшая вероятность встретить мобильные посты. А там как повезет. Сила нашего плана была в его отсутствии, мы полагались на импровизацию и везение. Проще говоря, действовали «на дурачка». И сработало. Мы за полдня умотали на добрые двести километров от нашего города, правда в сторону запада, а нам нужно было на юг. И в конце концов уговорили себя выбраться на трассу побольше. Тут главное не нарушать правила, не попадаться в зоны фиксации и читать молитвы при проезде мимо постов. Ну или объезжать их, если знать заранее.

АльтерОлег лежал на заднем сидении и в основном спал. Сказал, что будет отсыпаться за то время, пока бродяжничал. Что же, я бы тоже отоспалась за всё то время, пока ждала мужа. А то попытки дремать в одинокой постели сном-то и не назовешь. Вот как, оказывается, мы сильно зависим от своей привычки к человеку. И пристрастия свои корректируем, и физиологические процессы.

— Знаешь, я всё не могу понять вот этого орматского героизма при гибели. — начал неожиданно мой попутчик. — Вот было такое сословие в Японии, самураи назывались. Они считали за честь умереть в бою. Как орматцы. Но у самураев честь была во всем, в каждом шаге, в каждом слове. Правда они крестьян своих тоже из соображений чести убивали, но не суть. В общем, они повернуты на чести были. А орматцы только в смерти на войне честь видят, а в остальном у них как-то с этим туго. Вот даже того ученого взять, чьего сына мы ищем. Он ведь поступился своей честью войдя в сговор с врагом, то есть со мной.

— Ну это частный случай. — возразила я.

— А бить пленного — это честь?

— Ну наши тоже, наверное, могут дать в морду.

— Одно дело в морду дать, другое дело морально сломать. — не унимался альтерОлег. — Или вот этот парень, который сейчас в моей голове возмущается. Его психическое отклонение просто использовали. Разве это честь?

— Ну теперь он в рядах орматской армии и выполняет опасные задания. Так что ему скорее оказали честь, разрешив присоединиться к своей битве.

— Говоришь, как самурай. А возить пленного по городам и весям, что бы над ним все местные насмехались — это честь?

— Не знаю. — мне не хотелось спорить о том, чего