— И мы все прилетели сюда для этого? Чтобы Элен могла совершить обряд?

— Отчасти.

Звучит пугающе. Марк пошел следом за графом, испытывая непонятную тревогу.

Завтрак подали на освещенную солнцем террасу. Цветущие кусты окружали ее со всех сторон, оставив свободной только сторону, открывавшуюся на озеро. Граф переоделся в черные брюки от старой полевой формы и широкую куртку с поясом. Элен к завтраку не вышла.

— Она решила прогуляться, — объяснил граф. — И мы сделаем то же.

Марк благоразумно положил в корзинку третью булочку.

Уже очень скоро он обрадовался своей выдержке: граф повел его вверх по холму. На вершине они остановились передохнуть. Вид на длинное озеро, извивающееся между холмами, вполне заслуживал остановки. По другую сторону холма оказалась небольшая долина со старой каменной конюшней и ухоженными пастбищами, покрытыми по-земному зеленой травой. По пастбищу бродило несколько упитанных лошадей. Граф провел Марка вниз, к изгороди, и облокотился на нее.

— Вон тот большой чалый — конь Майлза. В последние годы он немного заброшен. Даже когда Майлз бывал дома, у него не всегда находилось время поездить верхом. Чалый всегда прибегал на зов Майлза. Удивительно было смотреть, как этот крупный ленивый конь встает и мчится. — Граф помолчал. — Может, попробуешь.

— Что? Позвать коня?

— Мне любопытно посмотреть. Заметит ли конь разницу? Голоса у вас… по-моему, очень похожи.

— Меня на это натаскивали.

— Его зовут… э-э… Дурачок. — В ответ на удивленный взгляд Марка граф добавил: — Ласковое прозвище.

«Его зовут Толстый Дурачок. Вы это подредактировали. Вот!»

— И что я должен делать? Стоять и кричать: «Дурачок, Дурачок, сюда»?

Он и сам уже чувствовал себя дураком.

— Три раза.

— Что?

— Майлз всегда повторял его имя три раза.

Лошадь стояла на другой стороне пастбища, навострив уши и глядя на них. Марк набрал побольше воздуха и с великолепным барраярским выговором позвал:

— Дурачок-Дурачок-Дурачок, сюда! Дурачок-Дурачок-Дурачок!

Лошадь фыркнула и затрусила к изгороди. Нельзя было сказать, что она мчится, но она и вправду пару раз взбрыкнула. Подскакав, она брызнула потом на Марка с графом и навалилась на изгородь, которая застонала и прогнулась. При ближайшем рассмотрении конь показался чудовищно большим. Марк поспешно отступил.

— Привет, старина, — граф потрепал коня по холке. — Майлз всегда дает ему сахар, — сообщил он.

— Тогда неудивительно, что к нему мчатся! — возмутился Марк. А он-то решил, что опять имеет дело с эффектом «любовь к Нейсмиту»!

— Да, но мы с Корделией тоже даем ему сахар, а к нам он не бежит. Он просто подходит — неспешно так.

Конь уставился на Марка в полном недоумении. Вот и еще одна душа, которую ты предал тем, что ты — не Майлз. Две другие лошади тоже подошли, словно ревнуя. Марк затравленно спросил:

— А вы не принесли сахару?

— Ну… вообще-то да, — признался граф и, достав из кармана штук шесть белых кубиков, вручил Марку. Марк осторожно положил их на ладонь и с опаской протянул руку. Пронзительно заржав, Дурачок прижал уши, куснул соперников и потом скромненько собрал сахар большими мягкими губами, оставив у Марка на ладони след травянисто-зеленых слюней. Марк попытался обтереть ладонь об изгородь, глянул исподтишка на брюки и стер остальное о лоснящуюся лошадиную шкуру. Марк на шее коня казался давним шрамом. Дурачок боднул Марка, и он отошел подальше. Граф восстановил порядок в толпе, пару раз крикнув и раздав всем шлепки — «Ага, точь-в-точь барраярская политика», — и позаботился, чтобы двое опоздавших тоже получили сахар. А потом вытер руки о штанины, ничуть не смутившись.

— Не хочешь прокатиться на нем? — предложил граф. — Хотя в последнее время на нем не ездили, так что он может быть немного игрив.

— Нет, спасибо! — поспешил отказаться Марк. — Может, в другой раз.

— А!

Они пошли вдоль изгороди, а Дурачок тащился за ними по другую сторону, пока на углу не потерял последнюю надежду. Он заржал, когда они уходили — потрясающе печально. Марк ссутулился, словно от удара. Граф улыбнулся, но, наверное, улыбка далась ему с трудом.

— Старику уже за двадцать. — Граф оглянулся через плечо. — Для лошади — немало. Я начинаю понимать его чувства.

Они шли к лесу.

— Тут есть дорожка для верховой езды… Она выходит туда, откуда виден дом. Мы, бывало, устраивали там пикники. Хочешь посмотреть?

Пеший переход. Марку совсем не хотелось идти, но он уже отверг предложение проехаться верхом. Отказываться во второй раз он не смел: граф может решить, что он… замкнут.

— Хорошо.

Вокруг не было видно ни охранников из Службы безопасности, ни графских телохранителей. Граф приложил немало усилий, чтобы они оказались вдвоем. Марк напрягся. Приближается доверительный разговор.

Когда они оказались на опушке, под ногами зашуршали первые опавшие листья. Запах тления почему-то казался приятным. Но шорох шагов все же не заполнял молчания. Несмотря на внешнюю непринужденность, граф был явно напряжен. Марк не выдержал:

— Графиня заставила вас это сделать. Так?!

— На самом деле — нет, — ответил граф. — …Да.

Ужасно противоречивый ответ — и, вероятно, честный.

— Вы когда-нибудь простите людей Бхарапутры за то, что они застрелили не того адмирала Нейсмита?

— Наверное, нет.

Граф говорил спокойно, без обиды.

— Если бы все случилось наоборот — если бы снайпер прицелился в того коротышку, что стоял левее, — Имперская служба безопасности искала бы сейчас мою криокамеру?

И вообще, выбросил бы Майлз рядовую Филиппи, чтобы положить на ее место Марка?

— Поскольку в этом случае представителем службы безопасности там был бы Майлз, то, полагаю, ответом будет «да», — негромко ответил граф. — Раз я сам с тобой не встречался, то мой интерес, вероятно, был бы несколько… академическим. Но твоя мать все равно не дала бы никому покоя, — задумчиво добавил он.

— Да уж, давайте будем друг с другом честными, — горько сказал Марк.

— На другой основе ничего надежного не построишь, — холодно ответил граф. Марк вспыхнул. Он не мог не согласиться.

Дорога сначала шла вдоль ручья, потом — вброд через ручей, а потом взяла круто вверх по склону оврага. Какое-то время она, слава Богу, шла по ровной местности, петляя между деревьями. То тут, то там виднелись небольшие препятствия для лошадей, которые при желании можно было и обойти. Почему он так уверен, что Майлз всегда выбирал прыжок?

Лес дышал каким-то древним покоем: пятна солнечного света, высокие привезенные с Земли деревья и исконно барраярский кустарник создавали иллюзию полной уединенности. Если не знать о терраформировании, можно подумать, что вся планета — вот такая безлюдная пустыня. Они свернули на более широкую дорогу и пошли рядом.