Всего восемь недель назад? Казалось, он заключен здесь уже целую вечность. Конечно, это очень мягкое заключение, как в старину, когда офицеры, дав клятву, могли свободно ходить по крепости. Хотя с него никто никаких обещаний не брал. Может, его слово ничего не стоит? Он поспешил в библиотеку.

Графиня сидела на обитой шелком кушетке, стараясь не помять длинное платье: что-то очень воздушное и бежевое, все расшитое медными и серебряными нитями, перекликавшимися с цветом ее волос, уложенных на затылке кольцами. Ни намека на черное или серое или еще на что-то, что могло бы подсказать ожидание траура: вызывающе элегантный наряд.

«У нас все в полном порядке, — словно говорил ее ансамбль. — И очень по-форкосигановски».

Увидев Марка, она улыбнулась. Он невольно улыбнулся в ответ.

— Ты прекрасно выглядишь.

— И вы тоже, — испугавшись, что это прозвучало слишком фамильярно, он поспешно добавил: — Сударыня.

Она чуть приподняла брови, но ничего не сказала. Марк подошел к соседнему креслу, но понял, что слишком взволнован, и не стал садиться, а облокотился на спинку.

— И как, по-вашему, они примут сегодняшнее? Ваши друзья-форы?

— Ну, ты определенно привлечешь их внимание, — вздохнула графиня. — Можешь не сомневаться. — Взяв небольшой коричневый шелковый мешочек с вышитым на нем серебряным гербом Форкосиганов, она вручила его Марку. Вложенные в кошель тяжелые золотые монеты звякнули. — Когда ты вручишь его Грегору во время сегодняшней церемонии уплаты налогов вместо Эйрела, это послужит официальным заявлением, что мы приняли тебя как законного сына и что ты с этим согласен. Первый этап. Потом будет еще много других.

А в конце — титул графа? Марк нахмурился.

— Что бы ты ни чувствовал, чем бы ни кончился текущий кризис, пусть они не увидят, как ты трясешься. Вся эта система форства — чистый вымысел. Убежденность заразительна. Сомнение — тоже.

— Вы считаете систему форства иллюзией? — спросил Марк.

— Раньше считала. Теперь бы я назвала институт форов неким организмом, который, как все живое, должен непрерывно воссоздаваться. Я видела барраярскую систему неловкой, прекрасной, извращенной, глупой, благородной, раздражающей, безумной и поразительной. Почти всегда ей удается выполнять всю правительственную работу, что, как правило, и делает любая система.

— Так… вы ее одобряете или нет? — озадаченно спросил он.

— Не думаю, что мое одобрение имеет какое-то значение. Империя — большая, обрывочная симфония, которую сочиняет комитет. Уже триста лет. А исполняет ее шайка музыкантов-любителей. Она обладает колоссальной инерцией и в основе своей очень хрупкая. Ее нельзя назвать совсем уж неизменной или не подверженной изменениям. Но она может раздавить тебя, как слепой слон.

— Очень мило.

Она улыбнулась:

— Сегодня мы не бросаем тебя одного. Там будут Айвен и твоя тетя Элис, и молодые лорд и леди Фортала. И другие, с кем ты здесь познакомился в последние недели.

Плоды мучительных обедов. Еще до болезни графа в резиденцию Форкосиганов постоянно приглашались избранные. Графиня Корделия настойчиво продолжала этот процесс, невзирая на то, что случилось неделю назад, — она упорно вела приготовления к сегодняшнему вечеру.

— Надо полагать, все будут выуживать информацию о состоянии Эйрела, — прибавила она.

— И что им говорить?

— Легче всего не запутаться, когда говоришь правду. Эйрел находится в госпитале и ждет, пока ему вырастят сердце для пересадки. Пациент он трудный. Врач то грозится привязать его к постели, то выйти в отставку, если он не будет себя хорошо вести. В медицинские подробности вдаваться не нужно.

Подробности открыли бы, насколько серьезно болен премьер-министр. Разумеется, никаких подробностей.

— А что, если меня спросят о Майлзе?

— Рано или поздно, — она вздохнула, — если Служба безопасности не найдет его тело… рано или поздно придется официально сообщить о его смерти. Пока Эйрел жив, я предпочла бы, чтобы это было поздно. Никому, кроме самых высоких чинов Службы безопасности, императора Грегора и нескольких правительственных лиц, не известно, что Майлз не просто курьер Службы безопасности в сравнительно небольшом чине. Большинство из тех, кто будет о нем справляться, не слишком удивятся, что Служба безопасности не делится с тобой сведениями о том, куда он направлен и на какой срок.

— Гален как-то говорил… — начал Марк и замолчал.

Графиня пристально посмотрела на него:

— Ты сегодня много думаешь о Галене?

— Довольно много, — признался Марк. — К этому он меня тоже готовил. Мы прошли все основные церемониалы Империи, потому что он не мог сказать заранее, в какое именно время года удастся меня внедрить. День рождения императора, Парад середины лета, Зимнепраздник — все. Я не могу не думать о нем и о том, как он ненавидел Империю.

— У него были на то причины.

— Он говорил… что адмирал Форкосиган — убийца.

Графиня, вздохнув, села поудобнее:

— Да?

— Это так?

— Ты видел его. Что ты сам думаешь?

— Сударыня… Я сам убийца. Не мне его судить.

Она сощурилась:

— Справедливо. Так. Его военная карьера была долгой и непростой… и кровавой. И о ней немало написано. Но мне представляется, что Гален сосредоточился главным образом на убийстве в день Солнцестояния, когда погибла его сестра Ребекка.

Марк молча кивнул.

— Это офицер из политотдела барраярской экспедиции, а не Эйрел, отдал приказ. За это Эйрел казнил его собственными руками — когда узнал. К сожалению, без такой необходимой формальности, как трибунал. Так что одно обвинение с него снимается, но другое — нет. Так что — да. Он — убийца.

— Гален сказал, это было сделано, чтобы скрыть улики. Что существовал устный приказ, о котором знал только тот офицер.

— А откуда это мог узнать Гален? Эйрел говорит иначе. Я верю Эйрелу.

— Гален говорил, он — садист…

— Нет, — решительно ответила графиня. — Это — Джес Форратьер и принц Зерг. Их сторонников больше не осталось.

И улыбнулась странной непримиримой улыбкой.

— …сумасшедший.

— По бетанским меркам на Барраяре вообще нет нормальных. — Она посмотрела на Марка смеющимися глазами. — Включая и нас с тобой.

«Особенно меня». Он вздохнул:

— Гомосексуалист.

Она наклонила голову:

— Для тебя это важно?

— Это… играло большую роль, когда Гален меня обрабатывал.

— Знаю.

— Правда? Черт… — Он что, для них прозрачный? Забавное порношоу? Правда, по графине не заметно, чтобы ее это забавляло. — Надо полагать, это было в сообщениях Службы безопасности.