не умер. Он продолжал учить мудрости тех, кто сюда приходил, а в один прекрасный день просто исчез. Говорят, он иногда возвращается, если анклаву грозит беда, но никто его не видел уже несколько веков!

– Отлично, – буркнула я.

Я понятия не имела, сколько силы надо иметь, чтобы все это устроить, но способности у старика были впечатляющие.

– А что он делает, когда возвращается?

Чень беспомощно пожал плечами, но тут старик нанес на бумагу последний штрих, аккуратно отложил кисточку, повернулся и поманил нас пальцем. Мы не двигались – мы же не идиоты, – а он молча сидел и смотрел на нас, терпеливо и умудренно; так смотрела на меня мама, когда в детстве я закатывала истерику. Сейчас мне это нравилось не больше, чем тогда, но в то же время я немного успокоилась – насколько можно успокоиться, когда встречаешь тысячелетнего волшебника, умеющего то пропадать, то появляться снова. Но я точно знала, что деваться нам некуда. Нам нужно миновать стену, и, скорее всего, этого не удастся сделать, не поговорив сперва с ним.

Я неохотно приблизилась. Он молчал, излучая терпение, пока я не села на пол по другую сторону стола. Я поклонилась – не слишком изящно. Впрочем, моя попытка его вполне удовлетворила – он что-то сказал, и я почувствовала себя первоклассником, которому подсунули неадаптированного Шекспира. Я посмотрела на Ченя; вид у него был ошеломленный, но все-таки мальчик перевел:

– Кажется, он сказал… «не бойся, дочь Золотого камня». Ты что-нибудь понимаешь?

Я машинально схватилась за сумку с сутрами, по-прежнему висящую у меня на груди. С сутрами, которые мечтал раздобыть мой папа, потому что его семья жила в анклаве Золотого Камня, похожем на пекинский и выстроенном без малии.

– Да, – сказала я.

Я все понимала – а толку? Мне стало еще страшнее. Старик смотрел на меня ласково и словно с сожалением. Он сказал что-то еще, и я уловила имя Лю; затем он взял со стола свиток и показал мне. Чень замер – и объявил:

– Он говорит – это приведет тебя к Гуо И Лю!

Я взглянула на свиток. Иероглифы были стилизованные, и я в них сильно сомневалась (тем немногим китайским заклинаниям, которые я знала, Лю научила меня со слуха); тем не менее я ему поверила. Смотреть на этот свиток было все равно что смотреть на карту, которая куда-то тебя приведет. Старик кивнул и произнес фразу, которую я поняла:

– Закончи начатое. – Он добавил что-то еще, более сухо, протянул руку и коснулся сияющего золотого шара. Тот немедленно погас; когда я проморгалась, старика уже не было. Остались только стол, покрытый нетронутым слоем пыли, и свиток у меня в руках.

– Кажется, он сказал «Как же вы мне надоели, демоны», – с некоторым сомнением перевел Чень.

– Я его прекрасно понимаю, – пробормотала я, вставая.

Я подбежала к пустой стене и приложила к ней свиток. Буквы сразу же налились золотым светом, весь лист озарился по краям и внезапно вспыхнул, оставив аккуратное прямоугольное отверстие, выходящее в узкий маленький проулок – да, это был проулок, а не коридор, и над ним нависала пустота; стены по обе стороны были испещрены дверными проемами, за которыми стоял мрак. Фонари, висящие рядом с ними, не горели – только один в дальнем конце светил красным.

Я шагнула в отверстие, края которого еще рдели, как угли, и тут же весь проулок словно ринулся ко мне – ну или это я понеслась по нему. У двери с красным фонарем я затормозила так резко, что едва устояла на ногах.

Из темноты доносился неприятный низкий гул, пол у меня под ногами потрескивал и вроде бы прогибался. Как Шоломанча, этот гигант колебался на краю; его удерживала лишь глубоко укорененная сила маленького домика у меня за спиной. Но равновесие было нарушено. Я не знала, насколько велика была та часть пекинского анклава, которая находилась внизу, но она точно представляла бóльшую часть. Тысячу лет назад жилище мудреца само по себе ушло из мира и стало первой ступенькой в пустоте. Затем, относительно недавно, пекинцы пристроили к нему здоровенное расширение, расположенное в гуще современного мегаполиса и кое-как связанное с основанием. Там, на другом конце, находились лаборатории, библиотеки, квартиры. Все они вот-вот грозили сорваться в пустоту.

Из-за двери доносился тяжелый ритмичный стук, и от каждого удара земля колыхалась – это работали какие-то серьезные чары. Заклинание, которое накладывали пекинцы, чтобы спасти анклав. Заклинание, которое должно было навредить Лю.

Я обернулась; мои спутники по-прежнему стояли у стены, отделяющей дом мудреца от проулка. Орион, замерев в прямоугольном проеме, смотрел на меня. Колено у него висело в воздухе – он застыл посредине шага. Какие бы чары ни наложил мудрец на этот свиток, очевидно, их хватило только на одного человека, а в проулке, вероятно, действовало нечто вроде замедляющего заклинания.

Я подозревала, что мудрец явился и предложил помощь лишь потому, что без него мы бы точно не успели вовремя. Я не собиралась ждать. Дверь была заперта, но я взялась руками за косяки и произнесла заклинание, которым воспользовался один римский малефицер эпохи Цезаря, чтобы проникнуть в магически укрепленный лагерь друидов и добраться до запаса маны. Это совсем не то заклинание, которое нужно, если у тебя заклинило дверь в спальне, а ты спешишь на завтрак в столовую (и, разумеется, именно его школа мне и подбросила). Но теперь оно мне пригодилось: деревянная дверь разлетелась в щепки.

Комната за дверью не представляла ничего особенного: маленькая, круглая, с одним крошечным магическим шаром, таким тусклым, что даже висящий снаружи фонарь давал больше света. Когда дверь вылетела, он осветил родителей Лю, ее тетю и дядю. Лю показывала мне в Шоломанче малюсенькую фотографию родных, но я бы и так легко их узнала, потому что все они, связанные по рукам и ногам, с кляпом во рту и повязкой на глазах, лежали поверх грубой металлической решетки, небрежно положенной поверх большого отверстия, напоминающего сточную трубу.

Кроме них в комнате было еще восемь человек – я предположила, что это будущий совет нового анклава, – и все деловито возились с каким-то артефактом, круглым металлическим цилиндром размером с журнальный столик. Его наружная оболочка была тонкой – предмет напоминал огромную форму для пирога, черную, блестящую, с узкими прорезями в нижней части, чтобы пропускать воздух. Внутри лежал синий диск, придавленный небольшими кирпичами. Один из волшебников брал кирпичи из маленькой кучки и укладывал сверху в кружок. Остальные подносили кирпичи из ниши, закрытой заслонкой, скользящей туда-сюда, как у почтового