— Виктор, послушай… — говорит Хлое, хватаясь за мою вторую руку.

— Пгивет, моя маленькая модница! — Это Андре Леон Телли и сиськастая Глоринда приветствуют Хлое, сопровождая свои слова невероятно звонкими воздушными поцелуями, из-за чего Хлое приходится отцепиться от меня, а это, в свою очередь, дает возможность Элисон упрямо поволочь меня вверх по лестнице.

Мы будем скользить по поверхности вещей…

Элисон хлопает дверью туалета, запирает замок, затем направляется к унитазу, задирает подол, спускает чулки и падает на белое фаянсовое сиденье, бормоча что-то себе под нос.

— Зайка, это была неудачная идея, — говорю я, расхаживая взад и вперед перед ней. — Зайка, это была решительно неудачная идея.

— Боже мой, — стонет Элисон, — я из-за этого салата с тунцом всю ночь глаз не могла сомкнуть. Что, она на самом деле пришла вместе с тобой, Виктор? За каким таким чертом она сюда пробралась? Ты видел, как эта сука выпялилась, когда меня увидела? — Элисон подтирается и, по-прежнему восседая на унитазе, принимается рыться в своей сумочке от Prada. — Представляешь, эта сука взяла и брякнула Крису О'Доннеллу, что я владею «приносящим большой доход заведением, торгующим заменителями жиров».

— Похоже, при некотором желании из вашей встречи можно было бы раздуть настоящую сенсацию.

— Если ты будешь продолжать игнорировать меня, за эту ночь я дойду до полного умопомрачения! — Элисон наконец находит в своей сумочке два пузырька, встает и изрекает едким, как соляная кислота, голосом: — Ах да, я совсем забыла — ты же меня совсем не хочешь больше видеть. Ты хочешь положить всему этому конец. Тебе нужно чувствовать себя свободным. Знаешь, Виктор, по-моему, ты профессиональный неудачник. — Она пытается взять себя в руки, но ей это не удается: — Похоже, меня сейчас стошнит. Причем стошнит прямо на тебя. Как ты мог так поступить со мной? Да еще именно в этот день? — Она шипит что-то себе под нос, откручивая крышку одного из пузырьков, затем делает из него одну за другой несколько мощных понюшек кокаина, затем внезапно останавливается, обозревает пузырек, затем изрекает: — Не тот пузырек, — открывает другой и делает четыре понюшки и из него. — Ты так просто у меня не отделаешься. Не-е-ет. О Боже! — Она хватается за голову. — Похоже, у меня серповидноклеточная анемия. — Затем, задрав голову к потолку, она визжит: — И какого такого хрена твоя подружка — о, извини, конечно же, бывшая подружка — явилась на вечеринку в том же гребаном платье, что и я?

— Ну и что? — ору я в ответ. — Почему это тебя волнует?

— Давай признаем… — Тут Элисон внезапно закашливается, лицо ее искажается гримасой и, в перерывах между всхлипываниями ей удается простонать, — что это было просто ужасно. — Внезапно она приходит в себя, вскакивает, отвешивает мне пощечину, хватает за плечи и верещит: — Ты мне за это ответишь!

— За что? — кричу я, вырывая у нее из рук пузырек и отсыпая из него два полных колпачка для себя. — За что я отвечу?

Элисон выхватывает пузырек у меня, говорит:

— Нет, это, эээ, совсем не то, что ты думаешь, — и вручает мне другой пузырек.

Я уже и так не в себе, а от того, что я сейчас понюхал, я начинаю непроизвольно целовать Элисон в нос.

— О, как жжет, — стонет она затравленно. — Как жжет!

Не в силах пошевелить языком, я булькаю что-то вроде:

— У меня язык отнялся.

— Состоявшаяся между нами беседа крайне огорчила меня, Виктор, — выдавливает из себя Элисон, поправляя прическу и вытирая нос одноразовым платком. Она смотрит на отражение моей невинной физиономии в зеркале, в то время как я, стоя у нее за спиной, делаю еще несколько понюшек. — О, Виктор, умоляю тебя, пожалуйста, не делай больше так. Не делай этого!

— Чего? — кричу я. — Когда и чего я такого сделал?

— Не знаю уж когда. Может, часа полтора тому назад? Перестань вести себя как идиот. Я знаю, что у тебя не все дома, но не заметить такого — это чересчур даже для тебя.

Я возвращаю Элисон пузырек, вытираю нос, а затем говорю успокаивающим тоном, в надежде, что это подействует на нее:

— Зайка, я даже не знаю, о чем ты говоришь.

— В этом-то вся проблема, Виктор, — стонет Элисон. — Ты никогда не знаешь.

— Но зайка, зайка…

— Заткнись, заткнись, заткнись, — визжит Элисон, отворачиваясь от зеркала. — Разве не ты стоял полтора часа на пороге моей квартиры и заявлял мне, что все кончено — что ты влюбился в Лорен Хайнд? Что ты решил бросить Хлое ради нее? Ты это хоть помнишь, идиот треклятый!

— Притормози чуток, — говорю я, выставляя вперед мои руки, по которым Элисон нещадно молотит кулаками. — Ты перенюхала кокаина, тебе срочно нужно успокоиться и снова вспомнить все факты…

— Ты что, хочешь сказать, что этого не было, Виктор? — орет она, пытаясь вцепиться в меня.

Удерживая ее, я внимательно гляжу ей в глаза и начинаю:

— Я вовсе не говорил, что этого не было, Элисон… — Набрав воздуху, я продолжаю: — Я просто утверждаю, что, когда это происходило, я не вполне отдавал себе отчет в том, что делаю, и, как мне кажется, ты тоже была не совсем адекватна.

— Ты что, хочешь сказать мне, что у нас не было этого разговора? — визжит в ответ Элисон. — Ты хочешь сказать мне, что это все мои глюки?

Я смотрю на нее.

— Ну, если по-простому, то да.

Кто-то начинает стучаться в дверь туалета, отчего Элисон охватывает приступ паники. Я хватаю ее за плечи и поворачиваю к себе лицом.

— Зайка, MTV снимало интервью со мной для программы House of Style ровно, — я смотрю на наручные часы, которых не ношу, — ровно полтора часа назад, и поэтому…

— Виктор, это был ты!— кричит она, отпихивая меня в сторону. — Ты стоял на пороге моей квартиры и говорил мне, что…

— Да ты просто одурела! — кричу я. — Я сваливаю отсюда — и да, зайка, ты правильно угадала — всему конец. Скоро меня здесь не будет, и уж в этом-то я уверен на все сто!

— Если ты думаешь, что Дамьен тебе позволит даже дверь гребаную открыть, не говоря уже о новом клубе, после того, как он узнает, что ты трахаешь его маленькую подружку, то у тебя крыша съехала гораздо сильней, чем мне казалось.

— Это, — тут я спотыкаюсь и гляжу на нее вопросительно, — не так уж и много для меня значит.

Я распахиваю дверь. Элисон неподвижно стоит у меня за спиной. Целая толпа народу протискивается в туалет мимо меня, и хотя они, вероятно, презирают Элисон, тем не менее окружают ее, рыдающую, с перекошенным лицом, и начинают о чем-то расспрашивать.

— Ты не игрок!— вот последние слова, которые кричит мне вослед Элисон.