– И что с ней стало?

– После того, как она родила меня, ее подарили одному из чиновников в Цзяне в качестве поощрения. Я никогда ее не видела.

Я чувствую в груди огромную пустоту.

– Мне так жаль, – говорю я, но Зелле лишь встряхивает темными кудрями, и на ее губах играет тень обычной озорной улыбки.

– Ничего. Такова дворцовая жизнь.

– Ты… когда-нибудь думала о том, чтобы сбежать отсюда? – спрашиваю я осторожно.

Глаза Зелле вспыхивают.

– Я думаю об этом каждую секунду.

Я даже не представляю, что на это можно ответить, так что некоторое время мы просто сидим друг напротив друга и молчим. Наконец Зелле нарушает молчание.

– Я слышала о Марико.

Я киваю. С того самого утра меня не перестают преследовать крики Марико. И взгляд ее глаз, опустевших от отчаяния, когда доктор наконец отпустил ее, убирая окровавленный нож.

– Такое случается не в первый раз, – говорит Зелле. – Некоторым девушкам удается сохранить в тайне свои отношения, но большинство попадается. Я сама несколько раз едва не попалась.

Мой рот сам собой открывается от изумления.

– Так у тебя был любовник?

– Конечно. И не один, а сотни – это ведь моя работа, ты не забыла? – она подмигивает мне, но ее лицо остается напряженным. – Шучу, я имела в виду любовника, которого выбрала сама, а не очередного клиента.

– И что… что с ним случилось?

Она отвечает не сразу.

– Он умер.

– Ох. Я так… так сочувствую!

– Все в порядке, – слегка пожав плечами, отвечает она. – Я научилась с этим жить. В любом случае, если бы он все еще был жив, рано или поздно мы бы попались. И сейчас оба были бы мертвы.

Мы снова умолкаем. Зелле чувствует мое настроение, потому что не давит на меня и не стремится скорее начать урок. Сегодняшний день – самый холодный с начала зимы, ветер леденит кожу, но в комнате Зелле очень тепло, свет фонариков осыпает бликами ее волнистые волосы и серебряную вышивку на кимоно.

Пока мы молчим, на меня постепенно накатывает странное бесшабашное чувство. Я почти не спала предыдущие две ночи, снова и снова прокручивая в голове мысли о Майне, о плане покушения, обо всем. В первую ночь мне казалось – все, что мне удалось создать вместе с Майной, мой внутренний образ сильной, отважной девушки, которой я так стремилась стать, – все это навеки утрачено. Единственное, о чем я могла думать – это о том, как силен Король и как хрупка по сравнению с ним Майна, всего-навсего человек, не демон. И как глупо было мечтать, что мы можем противопоставить Королю свою любовь и надежду на лучшее будущее. Но когда Аоки сказала, что Король собирается меня вызвать, я провела всю ночь в раздумьях о том, что если мы будем бездействовать и терпеть, вся наша жизнь окажется безнадежным ожиданием того, что нас снова заставят делать нечто отвратительное. Через год нас выдадут замуж за каких-нибудь генералов или оставят при дворе в качестве куртизанок, танцовщиц, актрис, владелиц чайных или модных салонов… Но все равно мы будем, подчиняясь чужой воле, заниматься тем, чем не хотим. И у нас никогда не будет собственной жизни – только ее жалкая тень.

Когда я впервые поцеловала Майну, я уже приняла решение, что не позволю никому распоряжаться моим будущим. Пусть тогда я этого и не осознавала, но первый поцелуй стал моим обетом. Печатью на договоре. Обетом, данным даже не Майне, а себе самой.

Нет, я не останусь рабыней до конца жизни.

– У меня… тоже кое-кто есть, – внезапно говорю я, ожидая реакции Зелле. Не знаю, как так вышло, слова сами срываются у меня с языка. – Я имею в виду… любимый человек.

– Знаю, – улыбаясь краешками губ, отвечает она.

Глаза мои невольно расширяются.

– Неужели так заметно?

– Это было заметно еще на нашем первом уроке, Девятая, – кивает Зелле. – Но с тех пор ваши отношения перешли на следующую стадию, верно?

Я могу только кивнуть.

– Ты любишь и любима.

Ответ легко срывается с моих губ:

– Да.

Переводя взгляд на окно, Зелле тихо вздыхает, сжимая руки на коленях.

– Даже не знаю, что тебе сказать. – В ее голосе звучит тяжесть, которая словно давит ей на плечи. – Я могла бы сказать, что желаю вам счастья, всего счастья, возможного на этом свете – и я действительно его вам желаю. Конечно, желаю. Но ты – Бумажная Девушка, Девятая. Наложница Короля. А это значит, что ты должна принадлежать ему – и никому другому.

Сама не знаю, какой реакции я ожидала, но явно не такой.

– Но ведь ты сама говорила, что мои чувства и мысли принадлежат только мне и больше никому, – сдавленно шепчу я. Из всех людей на свете уж она-то должна была меня понять!

– Так и есть, Девятая. Но я имела в виду лишь то, что у тебя всегда остается что-то, что Король не в силах у тебя отнять. А вот взаимная любовь… она только все осложняет.

– Так было и у тебя? Любовь все осложнила?

– И продолжает осложнять до сих пор. Влюбиться по-настоящему – это самая большая ошибка, которую может совершить женщина вроде нас с тобой.

– Я не согласна.

Зелле поднимает брови.

– В самом деле? В таком случае расскажи, что ты сама думаешь о любви.

– Любовь необходима, – выпаливаю я. – Она могущественна. Возможно, любовь – это самое важное, что есть на свете… для женщин вроде нас с тобой. – Я вспоминаю улыбку Майны, запах ее кожи, то, как идеально соединяются наши тела. – Любовь – это единственное, что дает нам надежду. Единственное, что каждый день дает нам силы жить.

– А как насчет ночей? Ночью любовь тоже дает тебе силы жить?

– Думаю, скоро мы это узнаем наверняка.

Впервые за время нашего знакомства черты Зелле искажает что-то, похожее на гнев.

– Только не вздумай снова его отвергнуть, Девятая. Тебе придется это перетерпеть. Спрячь свои чувства куда-нибудь подальше, слышишь? Потому что если он узнает, что ты отдалась кому-то другому, на этот раз он тебя просто убьет.

– Пусть попробует, – говорю я, почти не веря, что это мои собственные слова. – Возможно, кое-кто доберется до него раньше.

Слова срываются с языка прежде, чем я успеваю за ними уследить.

Зелле удивленно моргает.

– Я… я хотела сказать, – поспешно бормочу я, – что я не собираюсь допустить этого по отношению к себе.

– Не собираешься, значит. Хорошо. Каков, в таком случае, план? – спрашивает она. – Как ты, лично ты, собираешься противостоять Королю? Ты не воин. Ты никогда не держала в руках оружия. Насколько я помню, ты была травницей, работала в аптеке…

Ее слова ранят меня, хотя я понимаю, что она не хотела быть со мной жестокой.