В середине ночи я проснулась и увидела, что Лэй все так же сидит, не отрывая зачарованного взгляда от леса. Кажется, ушастик не собирался будить меня, чтобы смениться с караула. Я поднялась, подошла к нему:

– Поспи, я посторожу.

Глаза эльфа были грустными:

– Почему духи не говорят со мной? Только поют. Но на мое обращение не отвечают. И по лесу не бродят. Я не могу их найти. Почему?

Я развела руками. Откуда мне, орке, знать о повадках лесных духов. Я об их существовании-то узнала от мальчишки. Но ушастику и не требовался ответ. Вздохнув, он улегся на мое место и уснул, бормоча: «Что-то не так. Здесь что-то не так…»

Я просидела почти до утра, слушая удивительную песню леса Гвиневры. За ночь ничего странного или страшного не случилось. Только к озерцу приходили на водопой звери.

Издали я наблюдала за животными. Они по очереди приближались к озеру, пили воду и удалялись, уступая место другим. Большие грациозные пумы и горделивые олени (интересно, какой из них дал пинка боцману?), тяжеловесные медведи и шустрые лисы. Хлопотливые еноты полоскали в озере какие-то корешки и собственное потомство. Звери не обращали на нас никакого внимания. Не пугались, но и не пытались напасть.

Под утро берега озерца опустели, огоньки в лесу погасли. Я разбудила друзей, и мы отправились вглубь острова.

– Как он прекрасен, лес Гвиневры! – восхищался Лэй, пробираясь сквозь чащу.

Впрочем, пробирался – слишком сильно сказано. Деревья отдергивали ветви, словно брезгуя к нам прикасаться, кусты расступались, давая дорогу, трава за нами выпрямлялась. Ал удивился:

– Какой вежливый лес.

– Нет, – тихо проговорил ушастик. – Он просто не хочет нас принимать. Будьте осторожнее, ничего не трогайте.

Мы и не пытались даже. Двигались след в след, стараясь не придавить ни один цветочек, не дотронуться ни до одной ветки. Возможно, все обошлось бы, если б не Лис. Мортов ворюга сначала проявлял осторожность, потом вдруг заинтересовался высоким деревом, на коре которого поблескивали золотистые точки. Роману подошел к стволу и принялся с интересом рассматривать необычные вкрапления.

– Идиот! – простонал Лэй.

Я попыталась увести Лиса от дерева. Поздно: одна из верхних веток изогнулась как змея, схватила Роману за шею и подняла к кроне. Выронив нож, вор обеими руками вцепился в петлю, образованную веткой. Тело несчастного раскачивалось в воздухе – ни дать ни взять висельник.

– По-мо-гите… – хрипел он.

Лэй замер, закрыл глаза, протянул руку к дереву, постоял несколько мгновений, потом выдохнул с отчаянием:

– Не отвечает…

Силы вора были на исходе. Гибкая ветвь все крепче сжимала его шею.

Лэй вдруг поклонился дереву, что-то проговорил на эльфийском. Ветка дрогнула, нехотя разжалась. Роману рухнул на землю, хрипя и задыхаясь.

Эльф склонился над ним, быстро ощупал шею, горло:

– Слава богам, все цело. Поболит несколько дней и пройдет.

– Помоги… ты ж лекарь… – каркнул вор.

– Нет! – сердито ответил ушастик. – Так, может, запомнишь, что не надо лезть, куда не просят.

Тяжело вздыхая, Лис поднялся на ноги.

– Да помоги уж, – вступился за него Ал. – Совсем парню худо.

– Нельзя мне силы на него тратить, – буркнул Лэй. – Они еще понадобятся. Мало ли что дальше будет.

Мы шли целый день. Деревья по-прежнему расступались – перед всеми, кроме Роману. Казалось, растения усмотрели в нем врага. Кусты норовили выхлестнуть глаза, корни выскакивали из земли, хватали вора за ноги, трава – и та по-змеиному дергалась, пытаясь то ли ужалить, то ли ударить его сапоги.

Лэю то и дело приходилось останавливаться, чтобы выручить Лиса. Ушастик распутывал корни, уговаривал кусты, кланялся деревьям…

– Почему просто не перерубить пару веток? – спросила я. – Остальные сами отвяжутся.

– Ни в коем случае! – испугался эльф. – Не смей даже говорить об этом вслух!

– Лэй, я понимаю, тебе не хочется вредить растениям на твоей прародине…

– Дело не в этом. – Мальчишка оглянулся, как будто деревья могли нас подслушать, и прошептал мне на ухо: – Здешние растения, они разумны. Как мы.

Я с подозрением покосилась на друга.

– Да, – продолжил тот. – Я понял, почему духи не бродят по лесу. Они соединились с растениями, стали их частью. И теперь каждое дерево, каждый куст, каждая травинка обладают способностью мыслить.

Я молча слушала друга, еще не понимая, к чему он клонит. Даже если Лэй прав, что это меняет? Оказалось, многое.

– Теперь духи воспринимают растения как свои тела. Возможно даже, с гибелью дерева умирает его дух. Неудивительно, что лес так защищает себя. Это духи затушили мое огненное заклинание и чуть не придушили Роману, когда тот слишком близко подошел к дереву.

– А Дайфа зачем олень пнул?

– Наверное, он листок какой-нибудь сорвал или кусты поломал. Растения и животные защищают свой дом. Вот поэтому надо быть особенно осторожными.

– Погоди, – переспросила я, – но раз духи срослись с деревьями и травой, значит, на расстоянии они безопасны?

– Да, пожалуй, – кивнул ушастик. – И чем меньше растение, тем оно слабее. Если не ядовито, конечно. Но это лишь наши предположения. Все может оказаться гораздо сложнее. Не забывай, это владения богини природы. Ну… или кем она там была, – едва слышно добавил эльф.

Тут снова раздался крик Роману, которого схватили колючие кусты. Лэй кинулся на выручку, и я не успела уточнить, что он имел в виду.

Атик уже катился вниз по небу, когда мы оказались перед сплошной стеной из деревьев, которые не торопились расступаться, пропуская нас. Стволы стояли так близко друг к другу, что некоторые даже срослись.

– Кажется, я знаю, что это, – пробормотал Лэй и пошел вдоль этой живой стены.

Мы последовали за ним. Вскоре ушастик привел нас к месту, где стволы изгибались аркой.

– Вход в храм Гвиневры, – пояснил эльф.

Мы вошли и оказались на круглой поляне, со всех сторон огороженной деревьями. Их кроны соединялись, переплетаясь ветвями, образуя живой купол. Землю покрывал густой ковер из ярких цветов. В центре росло единственное дерево – невысокое, странной формы. Лэй остановился в нескольких шагах от него, поклонился, что-то произнес на эльфийском.

В этот момент лучи Атика проникли сквозь листву, осветили поляну, и я увидела, что из ствола выступает силуэт женщины. Эта удивительная статуя не была чьей-то искусной работой, над нею трудилась только сама природа.

Чем дольше я смотрела, тем лучше становился виден образ Гвиневры. Лицо с правильными чертами, стройное тело. Волосами богине служила крона дерева, короной – синие цветы, распустившиеся прямо на коре.