Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ивашка треснул бы напополам от удивления, если бы узнал, что Чакилган такое о нем говорит.
«Упрек справедливый, милая, — вздохнул Дурной. — Вечно я во все лезу сам. Но тут случай особый. Даже Ивашка… даже с его боярским прошлым он не справится. Слишком много послезнания я собираюсь использовать. Опасного послезнания…».
— Он не хочет, — пробурчал несчастный муж вслух. Больше сказать ему нечего. К тому же, это правда. Дурной очень хотел взять бывшего боярина Измайлова с собой, его знания о московской жизни очень помогли бы… Но старый друг-враг уперся и ни в какую. Вряд ли он боялся, что его там вспомнят (это почти 40 лет спустя!). Но ехать в город, где он когда-то лишился всего, Ивашка не хотел…
Да, Дурной собирался в Москву.
Об этом он задумался еще до достопамятного островного совета. Когда появилась мысль про «легализацию» Руси Черной. Такое можно сделать только лично. И только с самим царем. А царя нужно завлечь: так и возникла идея довезти до Москвы караван с чудесами амурскими и китайскими. Да и царь тут нужен специальный…
Это была еще одна причина, почему Большак отложил легализацию на два года. С одной стороны, монгольский инцидент, а с другой — смена власти в России. Сейчас в Кремле еще царит Алексей Михайлович. Но уже зимой его не станет. И на престол взойдет сын — Федор. Про которого все знают только то, что он был очень болезненный и правил недолго.
«А ведь это далеко не самое главное, — рассуждал Дурной. — К власти пришел молодой, образованный, инициативный человек. Несмотря на болезни, Федор Иванович деятельно вникал во все дела. Он был не чужд западной европейской образованности, понимал ее полезность, собирался провести налоговую и административную реформу, развивал профессиональную армию вполне современного типа. Да он много что начал делать задолго до Петра, который еще и пресловутого ботика в глаза не видел… Но он был очень болезненный и правил недолго».
А что если и это изменить?
Еще прошлой зимой Дурной подошел к Хун Бяо и с улыбкой произнес:
«Не верю, что говорю это, Олёша, но, кажется, ты всё верно предвидел: вскоре мы сможем увидеть твою прародину — Тэвейю».
«Я же говорил, — улыбнулся щуплый даос. — Дао не волнуют чьи-то планы. Если уж оно решило довести меня до далекой земли моих предков — то доведет».
«Но мне там понадобится твоя особая помощь, — уточнил тогда Дурной. — Нужно будет спасти Белого царя от немочи».
Увы, он не знал точно, от какой именно. Да, наверное, никто вообще не знал. Беглец из будущего помнил, что в юности Федора переехали тяжелые сани. Но проблемы были и иного толка: очень больные ноги, царь временами просто не мог ходить, а европейские целители утверждали, что у него на организм фатально влияет цинга. Считалось, что то ли врожденно, то ли приобретенно Федор Алексеевич крайне плохо усваивал витамин С. Вывалив на Олёшу все имеющиеся сведения (кроме витамина С — беглец из будущего понятия не имел, как это объяснить), Дурной лишь добавил: «постарайся быть готовым к любой хвори». Даос с удвоенным усилием принялся заготовлять снадобья, готовить порошки и пилюли, делать разные настои с корнем женьшеня, которого он уже добыл в изрядном количестве.
Если удастся продлить Федору срок жизни и правления — то это уже не только для амурских земель перемены. Но и для всей России. Не будет «микросмуты» на долгих 17 лет. Как минимум. А как максимум — многие нужные стране реформы проведет не Петр, а его старший брат. Хотя, конечно, так решительно, как Петр I, никто их не проведет…
— Все-таки едешь?
Дурной мотнул головой. Он даже не заметил, как ушел в воспоминания, а после в грёзы. Чакилган стояла уже без слез в глазах, но руки ее совершенно безвольно висели вдоль тела.
— Через неделю, милая, — ответил ее муж севшим голосом, но твердо.
Караван снова собирался в Темноводном. Еще в разгаре была уборочная страда, а Большак уже повелел потихоньку свозить людей и товары. В дорогу он решил взять отряд не особо большой, но крепкий — 120 человек, все обученные, все при пищалях. Старался брать молодых, тех, кто провел на Амуре много лет, или даже родился. А такие уже были. За 20 лет с хвостиком в Темноводье выросло уже первое поколение «коренных черноруссов». В том числе, и от смешанных браков. Особенно много таких жило в Северном, но и в Темноводном и Болончане тоже хватало.
В дар царю-батюшке везли, прежде всего, золото (коего за три года накопили почти семь пудов — больше центнера) и пушнину. Кроме пресловутого соболя, коего имелось чуть ли не символические сорок сороков, на Москву решили везти несколько шкур леопардов и тигров; Ивашка с моря привез по связке шкурок каланов, морских котиков и сивучей. Дары моря. Вторым по значимости набором стали товары китайские: шелка самых разных плетений и расцветок — около двухсот рулонов. Чай — пять пудов (старались брать прессованный, этот в дороге не размокнет и не заплесневеет). Всякого фарфора захватили немного — всё равно мало шансов в целости довезти. Прочего — понемногу, больше для экзотики. Немного дырявой китайской деньги, роскошных халатов, серебряных украшений, дорогого оружия — всё это Дурной заботливо отбирал еще, находясь за Великой стеной. Были у него и другие подарки — совсем особые.
Ценный груз легко вместился в шесть дощаников, но в дорогу отправились десять судов, да к каждому еще по плоту прикрепили. Потому что в поход выступили почти полтысячи человек. Все-таки Забайкалье — край пока опасный. Да и вообще. Флотилия быстро добралась до Яксы-Албазина, где на пристани высадили пару десятков казаков (здесь теперь вахтовым методом дежурил темноводский гарнизон), запаслись зерном в дорогу — и двинули на Шилку.
Через пару дней добрались до останков Нерчинского острога. Дурной еще летом долго думал, но решил, что пока его восстановлением заниматься не стоит. Не настолько стратегически важное место. Достигли устья Ингоды и пошли вверх по этой речке. Путь стал труден, река чуть ли не горная уже; однако это самый лучший путь на запад. На правом берегу с трудом, но удалось обнаружить остатки жилищ и заросшую вырубку. Именно здесь казаки, перевалив через горы, останавливались, сколачивали плоты или даже
