– Ха! Тьма народу придет – убедиться, что он действительно помер.

– Думаю, по такому поводу людям, посетившим кладбище, будут вручать маленькие сувениры.

Она улыбнулась.

– А ты забавный парень!

– А Мэггс сейчас дома?

– Наверняка. Я слышала, как он скрипит на лестнице. Кашель его последнее время мучит. Кашляет-кашляет, а все никак не скопытится.

– А за что вы его не любите?

– На женщин он смотрит так, будто думает накромсать их ломтями и распродать по фунту штука. А воняет от него – потому что само нутро гнилое. Воровать готов даже смрад у трупа, а чтобы спасти чью-то жизнь, грошом ломаным не поделится.

Докурив сигарету, она стрельнула окурком в потемки.

– Девятый номер, наверху лестницы, – сообщила она.

– У тебя или у него?

– У него. Я в пятом, если вдруг надумаешь.

– Не надумаю, но все равно спасибо.

– За то, что ты слишком хорош для шлюхи?

– Нет. За то, что шлюха слишком хороша для меня.

В кармане я нашарил деньги и сунул ей примерно как за визит. Как и с мальчишки-почтаря, расписки я спрашивать не стал. Фонсли и Куэйлу придется поверить мне на слово.

– Не надо, – смягчившимся голосом сказала она.

Похоже, она немного растерялась.

– Бери, – сказал я. – Ты сэкономила мне кучу времени.

Деньги исчезли в ее ладони.

– Берегись Мэггза, – предупредила она. – Он с ножом не расстается.

– Зачем он его носит с собой?

– Для защиты. Только от чего, не могу сказать.

Вот тебе и Мэггз! А мы-то по наивности считаем, что мир книг – это удел сплошь миролюбивых и незлобивых ребятишек.

– Спасибо, – поблагодарил я и вдруг замер как вкопанный.

Выудив из кармана фото Лайонела Молдинга, я протянул снимок женщине.

– А человека на фотографии ты когда-нибудь встречала?

Она взяла фотокарточку и с минуту его разглядывала.

– Кажется, он попадался мне на глаза. Только он был старее, чем на картинке.

– А когда ты его видела?

– Сложно сказать. Месяца, наверно, не прошло. Но на неделе – точно нет.

– Он приходил к Мэггзу?

– Не ко мне же.

Она вернула мне снимок, подоткнула юбки, чтобы те не волочились по затхлой воде проулка, и побрела искать удачу в другом месте. Я проводил ее взглядом, пока она не скрылась из виду. С некоторой натяжкой ее можно было назвать хорошенькой, но если она будет заниматься своим нынешним ремеслом, то миловидность ее исчезнет, а наружу будет проступать нечто совсем иное – и это постепенно прокалит ее до дна, как лед прокаливает своей стужей озерцо. В другой своей жизни я, может, и составил бы ей компанию, деньгами рассчитываясь не только за ублажение плоти, но и просто за ее человеческое тепло. Когда-нибудь, до войны. До Хайвуда.

Поднимаясь по лестнице к меблирашке Мэггза, в уме я слагал пазл. Итак, в рамках поиска фолианта Молдинг обращается к «Дануиджу и дочери». Не получив от них помощи, он обшаривает другие книжные лавки и в итоге наведывается к Мэггзу. За книгу он сулит уйму денег – целое состояние для Мэггза. Только надо учитывать, что Молдинг вел жизнь затворника, а Мэггз – вовсе нет. Мэггз видит для себя возможность неслыханного обогащения. В результате хитрюга заманивает к себе Молдинга – и лишает его жизни.

Нюхач Мэггз, вооруженный острым ножом…

Книжный червь-убийца.

На лестничной площадке оказалось чисто и опрятно. А если в действительности все не так? Но если права девица, то Молдинг хотя бы раз да наведался сюда, что делает Мэггза звеном в цепи событий, приведших к исчезновению Молдинга.

Передо мной была дверь девятого номера. Я постучал.

Ответа не последовало. Я окликнул Мэггза по фамилии и постучал снова.

Дверь на ощупь была заперта, но меня преграда, конечно, не остановила. Я извлек набор отмычек и спустя пару минуту заглянул в апартаменты нюхача.

В меблирашке царил полумрак. Одна-единственная лампа светила слишком уж тускло, а шторы были задернуты. Я не услышал ни шороха, ни хотя бы храпа. Прежде чем войти, я окликнул Мэггза еще разок, памятуя о его паршивой репутации.

Никто мне не ответил.

Я переступил порог и направился в комнату с продавленной оттоманкой, тремя разномастными стульями и множеством книг. Они громоздились на всем свободном пространстве, впрочем, после особняка Молдинга, а также посещения «Стифордса» и дома Дануиджей я уже был приучен к их изобилию. Пахло нестираной одеждой и немытым телом, но, что еще неприятней, этому вторил запашок горелого мяса – свинины, что ли. Стены были свежевыкрашенными, а из-под слоя краски проглядывала какая-то писанина, словно кто-то безуспешно пытался скрыть акт вандализма.

Открытая дверь возле пустой спальни вела на кухоньку. Там за столом, спиной ко мне, сидел босоногий мужчина в жилете, надетом поверх когда-то белой, а теперь серой рубахи. К лысой макушке прилепились жидкие прядки волос.

– Мистер Мэггз? – произнес я.

Мэггз (если это был он) не шелохнулся. Я крепко обхватил дубинку со свинцовым сердечником, спрятанную в кармане пальто, и сделал шаг в кухню. Когда я приблизился к сидящему, то различил, что его руки мертво и плоско покоятся на столешнице, а никакого оружия и не видно. Я застыл в нескольких футах от стола, но мужчина даже не шелохнулся.

Он или затаил дыхание, или был мертв. Я проник в кухню окончательно, и наконец причина безмолвия стала ясна.

Мертвец за столом был безглазым, причем сами глазницы углублялись настолько, что будь у меня фонарик, его луч наверняка проник бы глубоко в череп. Я подался ближе: горелым несло, похоже, из двух зияющих отверстий (будто кто-то поочередно воткнул в них раскаленную кочергу, которая с жарким шипеньем вонзилась в мозг). Я потрогал плоть. Она закоченела, но разлагаться еще не начала.

Вероятно, смерть наступила совсем недавно.

На столе перед мертвецом лежал конверт. Я его взял и заглянул внутрь. В нем оказалось пятьсот фунтов – для Мэггза сумма, конечно, баснословная. Я изучил конверт: кремового цвета, хорошей выделки, под определенный, нестандартный формат бумаги. Мне вспомнился письменный стол в фирме «Дануидж и дочь», с его перьевыми ручками и ворохом бумаженций. У меня в портмоне имелся список имен, данный мне Дануиджем. Я развернул его и положил рядом с конвертом. Лист подходил идеально, в том числе и по цвету.

Внезапно позади меня раздался тихий шелест и слабое цоканье коготков. Я рывком обернулся, ожидая увидеть крысу, но вместо нее успел разглядеть, как за печку извилисто шмыгнуло членистое ракообразное. Оправившись от потрясения, я схватил щетку, стоящую в углу, и опустился на колени. Не мытый годами пол был липким от жира и грязи. Я заглянул в зазор под печкой и смутно различил какое-то движение. Ухватившись за щетину щетки, я сунул ее черенком под печь и стал вслепую шуровать, выискивая тварь. Вскоре почувствовалось, как черенок припирает к стене что-то яростно извивающееся. Я нажал сильнее, но тварюга выскользнула и метнулась вправо, где и оказалась затиснута в угол. Теперь деться ей некуда, попалась! Я тыкал ее снова и снова, пока сопротивление не прекратилось, и тогда я выгреб ее останки на свет.