Разумеется, это совершенно ребяческое, ненаучное наблюдение. Дерево никуда не девается, а просто скрывается из виду. Зачем я все это пишу? Понятия не имею.

Лейденский человечек ведет себя странно. Всю его неповоротливость как рукой сняло, теперь он постоянно в движении. Шлепает кругами в своей жиже, бормочет что-то невнятно или резвится, как ребенок во время купания. Иногда часами бьется головой о стекло, нервируя меня монотонным гулом.

Завтра, судя по всему, аураграмма будет готова.

День 19

Поверить не могу! Хоть плачь!

Преисполнившись ожиданий, спускаюсь утром вниз посмотреть на аураграмму, и — о, ужас — снимок получился смазанным!

Наверное, кто-то забрался сюда ночью и перемешал эмульсию — другого объяснения я не вижу. Вся работа насмарку. Теперь либо начинать все с начала, либо уехать ни с чем.

Нет настроения писать что-то еще.

День 20

Все утро заново настраивал аураграф для съемки. Черта с два я уеду!

Днем — повторная съемка.

И затем снова ждать.

День 21

Пять колибрилей на туманоптометре. Весь день ничего не делал. Раньше со мной такого не бывало. Впрочем, изменилось многое. Долго рассматривал себя в огромном зеркале, прежде отражавшем свет маяка. Зеркало выпуклое, отчего мое отражение смешно растянуто вширь. Если честно, я три часа не мог прийти в себя от смеха.

Что-то переменилось. Такое впечатление, будто меня просеивают сквозь сито, причем оно пропускает только мои лучшие качества. И в результате получится новое, лучшее «я».

День 22

Четыре колибриля. Лейденский человечек проявляет все больше странностей в поведении: пытается построить что-то из жидкости в бутылке. Вода проливается между крохотными пальчиками, но Гельмгольма это не останавливает, он продолжает попытки.

«Одиночество — лучший друг безумия», — кажется, это сказал Гуццек Фано. Или Трипель Штейфок?

День 23

Долго думал, кто бы мог испортить аураграмму. Подозреваю Гельмгольма. Он в заговоре против меня. Но с кем? И кто выпустил его из бутылки?

Что, если я сам?

День 24

Если бы плоское казалось смешным, все бы смеялись над тарелками.

Пытался вспомнить кого-то, кого не знаю.

День 25

Все утро пытался выбраться с маяка через замочную скважину. Не смог.

Нужно убить Гельмгольма.

Но как?

Смейк отложил дневник. Последние записи очень странные. Может, Колибриль шутит? Может, ему надоело вести дневник, и он просто дурачится? Смейк огляделся. Ему показалось, будто, пока он читал, доктор заглядывал через плечо.

День 26

Не знаю, стоит ли об этом упоминать, но вчера вечером я встретил отца. Я было подумал, что это мое отражение в старом зеркале, но встретил его, поднимаясь по лестнице. Отец спускался мне навстречу и даже не удостоил взглядом. Все это очень странно, ведь мой отец умер пятьдесят лет назад.

И подобные труднообъяснимые происшествия часто случаются в последнее время. Беспокоит ли это меня? Вообще-то, нет. И вот что странно: чем чаще происходят подобные вещи, тем меньше внимания я на них обращаю.

Сколько там на оптометре? Да все равно.

День 27

Неужели это я писал в предыдущие четыре дня? Ну да, почерк-то мой. Но что это за бред? Я что, спятил?

Совершенно не помню последние четыре дня. Боюсь, я болен. Рецидив демонского гриппа?

Чувствую себя нехорошо: я рассеян, нервничаю, меня бросает в жар. Если бы не аураграмма, которая вот-вот будет готова, давно забросил бы работу.

День 28

Странная запись за вчерашний день. Предыдущие четыре записи, безусловно, мои. Но кто же вчера писал? Странно: почерк мой. Может, это карлик, которого я встретил на лестнице? Уж не околачивается ли тут где-нибудь мой двойник? Он-то и вступил в заговор с лейденским человечком.

Надо быть начеку! Теперь даже самому себе нельзя верить ни на грош.

Хотел сходить в город за покупками, но вновь не удалось выйти через замочную скважину.

Мне следует похудеть.

День 29

Похудел, как и планировал, потерял весь свой вес за один день. Одно неудобство: теперь я невидим, то есть меня не существует.

Зато я стал беспрепятственно проходить в замочную скважину. Летаю в тумане, как вольный дух.

Ночью из-под земли слышалась странная музыка. За рокотом волн я сумел разобрать таинственное послание, но его еще предстоит расшифровать.

День 30

О, Набгау из Набогаув, винупоюсь бете! Я жутоничу Гольмгельма! Я жутоничу Бриликоля! О, Набгау из Набогаув, винупоюсь бете!

О, Набгау из Набогаув, винупоюсь бете! Я жутоничу Гольмгельма! Я жутоничу Бриликоля! О, Набгау из Набогаув, винупоюсь бете!

О, Набгау из Набогаув, винупоюсь бете! Я жутоничу Гольмгельма! Я жутоничу Бриликоля! О, Набгау из Набогаув, винупоюсь бете!

Смейк пропустил несколько страниц — одни и те же бессмысленные каракули повторялись бесконечно. Что бы это все значило? Неужто Колибриль и впрямь спятил? Или подался в писатели и пишет роман для собственного удовольствия.

Наконец снова пошел связный текст.

День 31

Опять провал в памяти. Два дня! Неужели я написал всю эту галиматью? Что все это значит? Нет, так дальше не пойдет, нужно отсюда убираться.

Проснувшись утром с сильной болью во всем теле, обнаружил, что трупик Гельмгольма плавает в бутылке. Может, его убил образец тумана? Или я?

Сегодня днем займусь расшифровкой аураграммы. А завтра смазываю лыжи.

День 32

Расшифровал аураграмму. Чувствую себя скверно, и не только от того, что я на ней увидел. Вероятно, остались считаные минуты, что я в твердой памяти, скоро туман опять сведет меня с ума. Некогда объяснять, вот лишь важнейшие факты.

Первое: туман этот вовсе не явление природы, а живое существо. На аураграмме четко видна органическая структура. Возможно, я имею дело с живым газом.