Душа погибает, и жизнь кончается… Остается лишь существование…

Закрываю глаза…

…По дорожке, усыпанной морским песком, идет девушка. На ней легкое платьице, ветер играет волосами. Девушка босиком, и я слышу шуршание песка, когда она касается дорожки ступнями…

Ее фигурка кажется почти невесомой… И цвет волос переменчив — то светло-русые, то золотистые, то каштановые… Волны добегают до ее ног и ласкаются бел ми кудлатыми щенками…

— О чем задумался?

— Скорее — размечтался. Привычка приятная, вредная.

— Почему?

— Быстро превращается в философические дебри интеллигентские бредни…

— Дебри и бредни… Звучит красиво… Почти как «бренди».

— Заумь.

— Почему?

— Ежик получится.

— Какой ежик?

— Шел себе ежик по лесу…

— А-а-а… Знаю. Забыл, как дышать, — и умер.

— «Потому что, если не любил, значит, и не пел, и не дышал…» Может быть, самое страшное для человека — разучиться любить?..

— Знаешь сказку про орла? — спрашиваю девочку.

— Тоже редкого?

— Ага. И — хищного.

— Расскажи.

— Однажды орел летел над вершинами гор, занесенных снегом. Тяжел был его полет — сгущались тучи, проносились тяжелые шквалы, с гор срывались обвальные лавины и с грохотом мчались в бездну, погребая под собой все живое… Орла сносило к земле, несколько раз ударяло об острые гребни скал, но он одержимо боролся со стихией и летел, невзирая на бурю… В когтях его была зажата добыча, но он не разжимал когтей, чтобы спастись, он знал: там, в заоблачной выси, в тесном, но таком родном гнезде его ждут орлица и двое. маленьких орлят, которых он должен выкормить, научить бороться с бурями и — царствовать в этом мире льда, камня и снега…

У него была цель, и ничто не могло заставить его свернуть с пути. И еще — он не имел права погибнуть и был готов бороться до конца и победить…

Но вдруг…

То ли порыв ветра занес эту шалую мысль, то ли тяжесть стала неодолимой…

«Зачем все это? — подумал орел. — Зачем я убил этого маленького зайчишку, который так весело скакал там, внизу… Зачем эти горы и эти снега, и все так безрадостно и темно вокруг… Зачем я, и есть ли в этом ледяном мире хоть какой-то смысл?..»

Движения орла становились все медленнее и медленнее жестокие порывы шквала прижимали его все ближе к острым скалам, а он вдруг почувствовал смертельную усталость, разжал когти, разбросал крылья…

Жесткий, как удар хлыста, заряд начиненного ледяной крошкой ветра настиг орла, опрокинул на скользкий склон, и губительная сила потащила его вниз по обледенелому насту, ломая крылья… Мутнеющие глаза в последний раз устремились в небо, но не увидели ничего, кроме слепящей наползающей тьмы…

«Зачем…» — мелькнуло в орлином сердце, и оно угасло навсегда…

Безжизненное его тело волокло вниз по склону, в бездну ущелья, пока не погребло под миллиардами холодных колючих снежинок, безразличных, беспамятных и бессмертных в этих ледяных горах…

А беспомощные птенцы с мамой напрасно ждали его в гнезде и вскоре погибли от голода и холода…

Взошло солнце, и началось утро следующего дня, но озарило оно лишь безжизненную мертвую пустыню, сияющую холодной, неживой красотой вечной смерти…

— Это очень грустная сказка… — прошептала девочка.

— Зато в ней есть мораль.

— Какая?

— Делай что должно и будь что будет. Мы не можем изменить этот мир, а вот сделать что-то хорошее… Рядишь, и мир изменится… Иначе и рождаться не стоило.

— А кто нас об этом спрашивал? Хотим ли мы рождаться?

Аля задумалась на секунду, глаза наполнились слезами.

— А знаешь, Дрон… Вы не удержитесь…

— Не понял. Переведи.

— Вас сомнут. И тебя, и Диму, и таких, как вы. Сейчас растут совсем другие люди. Молодые — они злее, волчистее вас, и, пока вы будете «делать что-то хорошее», они сделают так, как им выгодно. И вас сожрут. Уж я насмотрелась…

Что меня удивляет в молодых людях, так это крутая эгоистичная самонадеянная уверенность в том, что именно они — и есть самые-самые… Что знают, как жить, как любить, как преуспеть. И не задаются очень простым вопросом: если бы этого не знало поколение перед ними, то их бы вообще не было!

— Видишь ли, милая барышня… Идеализм диктует высшую целесообразность…

Выражающуюся в дружбе, преданности, любви. Ну а на волков — мы даже не волки — волкодавы.

— Олег… Мне иногда стыдно… Наверное, я все-таки дрянная эгоистичная особа… Потому что… Потому люблю себя, жалею себя…

— Так это же нормально.

— Да?

— Конечно. Кто-то умный заметил — человек есть мера всех вещей. И хотя это обозвали субъективным идеализмом, все-таки другого эталона судить о людях и мире, о своей значимости в нем у индивида нет. И каждый нормальный человек себя любит.

— Ты тоже?

— Ага. Вот только любить себя нужно умеючи… жаления и гордыни.

— Как это?

— Просто. То, что ты такой умный и распрекрасный вовсе не твоя заслуга…

Все способности любого человека — это дар… Или долг. Что в общем одно и то же.

И задача человека — просто научиться использовать этот дар для других…

— А себе что? Шиш?

— Люди с тобой будут поступать так же.

— Не будут.

— Но ты хочешь, чтобы так было?

— Конечно хочу.

— И я хочу. Видишь, нас уже двое. Знаешь, как сказано: «Возлюби ближнего своего, как самого себя». А как узнать, кто мой ближний?

— Просто. Тот, кто делает добро. «По делам их узнаете их…» Слова — ничего не стоят. Кстати, это универсальный способ. Всякую сволочь тоже по делам отличают.

— По делам… — Аля подошла, потерлась носом о щеку. — Значит, ты мой ближний…

— Ага. Иди спать.

— Снова всю ночь сидеть будешь?

— Немножко.

— Ты же почти не спишь…

— Вот и поспи за меня.

— Олег… А чем ты все-таки занимаешься?

Хм… Хотел бы я сам это знать…

— Политикой.

— Но это же такая дрянь…

— Знаешь, что сказал один умный немец…

— Что?

— Если вы не занимаетесь политикой, то политика займется вами.

МОСКВА, РОССИЯ

Сижу перед мерцающим экраном компьютера, и в голове — ни одной мысли.