Наконец-то! Хух-х! Свалили урок! Предпоследний вроде бы.

Ученики-мученики зашевелились, запотягивались. Смахивают тетради с парт, учебники в битком набитые портфели запыживают. «Куда засобирались? А задание?» Задание ещё какое-то. Всё же понятно: египтяне жнут, жрецы дуют… «За-да-ние!» Снова вытаскивали учебники, тетрадки, тыкали перья в непроливашки. Ну, чё ты там? Насчёт задания? Давай, запи… записываем… зада…

– Записываем: параграф 8-й, страницы с 45 по…

И тут, как часто бывало в третью смену, внезапно пропадал свет… Сначала переваривающее, растянутое в вечность мгновение, и словно тысячу шкварок бросили на раскалённую сковородку: «Ур-ра-а-а-а-а-а-а-а!» За стеной так же ударило. Дальше, дальше пошло рвать. По всей школе. «У-ур-ра-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!» – бесновались шкварки в темноте.

– Тихо! Тихо! Сейчас дадут свет! Сейчас свет…

А зачем давать?! Зачем давать?! Не надо давать! Никогда не надо давать! Никогда в жизни! У-ур-ра-а-а-а! За мной! Лови Поляну! Бей! Гни его! Куча мала-а! За мно-ой! Впер-рё-о-од!

Всеобщий безумный порыв даже уравновешенного Шатка сдёргивал с катушек, в коридор вышибал. «Ур-ря-я-я-я!» – пуще всех орёт. В коридоре – ещё темней, чем в классе. И пошло: и подножки, и щелбаны в затылки, и портфели по горбам. В углу завозилось что-то тёмное – куча мала вроде бы завязалась. А из классов всё хлещет и хлещет пацанвой: за мной! Бей Поляну! Где он? Ищи его-о! Куча мала-а! За мно-ой!

В лунный свет у дальнего окна выпал жирафовый силуэт и как-то близоруко, любознательно закачался. «Ага, вот ты где!» Шаток побежал и огрел силуэт по горбу. Сумкой. На, Поляна!

– Что так-кое?! – удивился Поляна голосом директора Фаддея. – Ну-ка… я…

Не разобрав, откуда прилетел подарок, присел, пошёл, расшиперясь, в другую сторону от Шатка. Точно слепым неводом рыбку пытался уловливать. А Шаток так и остался на месте: вот так Поля-яна!

Мимо бесшумно продёргался кто-то. Приостановился, дух перевёл – и заорал голосом Дыни: «Вот он! Поля-яна! Бей его-о!» Хукнул и прыгнул на Фаддея, как на козла.

От толчка Фаддея переломило, кинуло вперёд, он потащил за собой ноги, пытаясь догнать ими тулово – и растянулся вместе со всадником на спине.

И запрыгало на них, и заскакало! Густо, долгожданно, радостно. Ур-ра-а! Поляна! Вот он! Куча мала-а! Пацаны, сюда-а!

– Тих… хо! Молчать!.. Я… Мо-олчать!! – Фаддей вырвался из барахтающейся кучи, вскочил на ноги: – Молчать! Я вас! Я!..

Мальчишня – мгновенно – в стороны слиняла. На карачках, на крачках задёргалась. В темень – к стенам, в уголочки. Заныкалась, не дышит.

– Свет! Лампу! – орал Фаддей. – Павла, чёрт тебя задери!..

Послышался звук уронённой лампы, пукнуло стекло, запахло керосином. Павла, крестясь, вминаясь в стену, утиралась обратно в учительскую, откуда только что выскочила с лампой.

В лунный свету окна начали вплывать самые храбрые. Архаровцы. Чинно прогуливались. Парами. По трое. Вежливо так, культурно. Уступая друг другу дорогу. Обалдело таращился на обтекающие его тени «Поляна». Цапнул одного:

– Ты кто?

– Здравствуйте, Фаддей Петрович! Я – Точный Дыня, то есть Грызулин Гера. Я хотел вас поздравить с вашим…

– Что ты делал сейчас? Отвечай!

– Гулял… Перемена ведь, Фаддей Петрович…

«Поляна» соображает в темноте. Точный Дыня вежливо ж дёт.

И тут, как всегда с большим опозданием, из класса выскочил Зеляй. Увидел на фоне окна Лжеполяну, не раздумывая кинулся, заверещал: «Ур-ря-я-я-я! Поляна! Бей его! Куча ма-ла-а! За мной!»

Внезапно, как и пропал, возник свет, ударил Зеляя, ослепил. Заставил замедлить бег. Но поздно: подхваченный Фаддеем за ухо, зайчонком запрыгал к учительской. «Ия тебе покажу Поляну! Ия тебе покажу Поляну!»

Нет, невезучий Зеляй, невезучий! Несчастливый. А ведь вроде бы для счастья человек родился: две макушки имеет, одна со лба взлизнулась, образовав собой как бы рассыпчатую лянгу доброго конского волоса, другая – где и положено ей быть – с макушки вывернулась воронкой. Вот и верь после этого в приметы!..

Можно бы, конечно, Герке Дыне свою команду выстроить прямо напротив веранды финского, выстроить – чтоб ударить, значит, по ней залихватским диким свистом, ударить один раз – и хорош: Шаток бы услыхал, выскочил бы… но это было б слишком облегчённо, что ли, примитивно, и потому Геркины орлы начали охлёстывать свистом финский издали, едва зайдя во двор, остановившись, как на заказ, у открытых окон интеллигентов.

Шаток – у себя в комнате. Он чистит картошку. Он прекрасно слышит друзей, однако продолжает добросовестно разматывать ножом с клубня длинную ломкую ленту: пусть посвистят.

Между тем орлы как-то и забыли о Шатке. Вообще забыли, зачем пришли во двор финского. Свистки свои выказывают. У кого, значит, звонче. Свище. Свисткастей как бы. Тут ведь где начнёшь, а где кончишь – не знаешь.

На крыльце появлялся Шаток, вытряхивал из миски вниз грязную воду. Ждал, когда его заметят. Не дождался. Заорал с досадой: «Ну, чего вам?»

Свистуны оборвали свист: смотрят на Шатка. Вспоминают… А! Побежали к крыльцу: так мы ж за тобой, Витька!..

Ни слова не говоря, Шаток пошёл в дом. Всеобщее недоумение. Снова вышел. Спустившись, понёс картофельные очистки к длинному ряду стаек. Соседским кабанчикам.

– Ну, Шаток, пойдёшь на лодке? Арбузики тырить? – толкалась за ним команда.

Из-под грязной унавоженной загородки радостно захрюкали кабанчики. Два. Розовые. Минька и Гринька. Копытцами в нетерпении постукивали. Как при виде баланды зеки ложками.

– Ну, Шаток?…

Конечно, Витьке эти арбузики – до лампочки. Он-то думал, что пойдут в верховье, как договаривались, к Зайсану – с ночёвками, с вечерним отдыхом, рассказами у костров, с уловистыми рыбалочками туманными утрецами, а тут… арбузики… Да и правильный, честный корень, от которого рос мальчишка, мешал как-то сейчас. Нудил. Но, с другой стороны, кто ж считал за воровство залезть в чужой огород? Или за яблочками там? Тем более – за арбузиками? На бахче?

Минька и Гринька хрюкали, молотили очистки. Забыто висела в Витькиной руке пустая плошка.

– Да струхнул он! – длинной презрительной слюной цырганул в сторону Зеляй.

Шаток не посмотрел даже на него. Сказал Дыне:

– Так Хашимка ведь там…

– Да ерунда! Не заметит: бахчи большие. Ну!..

Опять молчком Шаток пошёл к крыльцу. Гурьбой – все за ним. Бросил на ступеньки плошку.

– Ладно, пошли. Но завтра – к Зайсану. Как договаривались.

– Какой разговор! Железно! Точняк! Сегодня арбузики, завтра Зайсан!