– Какие раненые? – пробормотала Анджела, следя за стрелкой секундомера.

Полминуты осталось.

– Да я тут подобрал ребят, которых ты чуть не замучила.

В первый момент она опешила, а потом, ни о чем уже не думая, повинуясь импульсу, нажала на клавишу – так, сорвавшись с места, кидаются наутек. Это ее и спасло. Зойг, наверное, ожидал нового оскорбления, а не бегства оппонента. Впрочем, он тут же наверстал упущенное: «торнадо» Анджелы тряхнуло так, что ее зубы, лязгнув, чуть не разлетелись по всей кабине. Два-три точно сломались, придется удалять и новые выращивать, до чего она ненавидела эту мороку… Разозлившись, заложила вираж, но тратить боезапас на силовой щит Зойга не стала, толку-то!

Они оба умели управлять летающей техникой, но пилотами-профи не были, у ликвидаторов не та специализация. Воздушный бой над окутанными ночной мглой горами получился сумбурный, как потасовка в парламенте.

– Зойг, я сдаюсь! – крикнула Анджела, оказавшись над нужным местом (ориентир – маячок на верхушке одной из заснеженных скал). – Сейчас сажусь, ты меня подбил. Не стреляй, а то нагоняй от капитана Лагайма получишь, он же известный гуманист!

– Садись. Выходи из машины без оружия, броню тоже сними.

– А может, еще и трусы для тебя снять? – огрызнулась Римма-Анджела.

– Спасибо, не надо.

Они общались, используя голосовую связь, без видео, но, уловив презрительную интонацию Зойга, она как наяву увидела выражение его мрачноватого смуглого лица – неприязненное, брезгливое. Это ее взбесило. За одно это можно убить. Ну, и за предательство, само собой, тоже.

Раскачиваясь, как разболтанные качели, аэрокар опустился в неглубокое ущелье. Маленький, два на два метра, модульный домик сверху не разглядишь, он спрятан под далеко выдающимся каменным выступом. Анджеле удалось то ли сесть, то ли плюхнуться в сугроб почти вплотную к выступу, задев его боком, но это уже не имело значения.

Сдвинув скользящую дверцу, она выпрыгнула из кабины в снег. Всего-то несколько шагов, но в этой снежной зыбучке можно утонуть… Зато сверху нависает монолитный козырек, прикрывая ее от бластеров Зойга.

– Стой!

Задыхаясь, Анджела рванула засов, распахнула дверь и ввалилась в домик – на самом деле в Комнаты, открывшиеся на ее призыв.

Ушла… Пинком захлопнув дверь, она обессиленно опустилась на пол.

Комната была без мебели, за окнами – что-то условно-солнечное, и на душе у Анджелы было так же пусто.

Желание отомстить, страх, ощущение, что ее загнали в угол – все это появилось позже, после того как она с полчаса просидела, ссутулившись, на некрашеном дощатом полу, среди лужиц талой воды с остатками снега.

Какое же это счастье – вернуться в лоно цивилизации! Морис чувствовал себя так, словно провел в насквозь промороженных полостях Моржового хребта не полдня, а полжизни. Если бы время обладало массой, этот его отрезок наверняка оказался бы сверхплотным, как вещество черной дыры, и с такой же сокрушительной силой гравитации. Последнее, кстати, не то чтобы совсем бред… Есть риск снова туда угодить: Анджела сбежала, и никто не знает, чего ждать от нее дальше.

Лоно цивилизации выглядело, как роскошные апартаменты, сплошь выстланные шелковистым белым мехом. Не комната, целый зал. На инкрустированном деревянном потолке сияют хрустальные плафоны в виде многогранных кристаллов. В углу сверкает и переливается многоярусный комнатный фонтан из прозрачного, как слеза, стекла. Морис ошеломленно разглядывал все это великолепие, между делом отхлебывая горячий кофе и хрустя кукурузными хлопьями с шоколадной стружкой. Кажется, кто-то спрашивал, чего он хочет, и после появилась его любимая еда.

Как сюда попал, он помнил смутно, потому что задремал еще в машине, а очнулся уже здесь, в большом мягком кресле, и увидел рядом, в таких же креслах, Генри и Дигну.

Осунувшееся лицо разукрашено ссадинами, лоснится от застывшего геля, под глазами синяки, но Генри, несмотря на это, развалился в непринужденной элегантной позе великосветского тусовщика. Пижон. Лейла все равно ему больше не принадлежит – интересно, помнит он об этом или нет?

Время от времени он брал с подноса у робота-официанта глазурованную кружку изысканно-антикварного вида и делал несколько медленных глотков, блаженно прикрывая глаза. Судя по аромату, глинтвейн. Вдвойне пижон.

Дигна свернулась калачиком – размеры кресла позволяли ей уместиться там целиком.

В помещении тепло, и кто-то уже позаботился избавить их от верхней одежды, только у Генри горло замотано пушистым шарфом, черным с темно-розовым орнаментом. Женская вещица. Мелькнула догадка, что это шарф Лейлы, и Мориса кольнула ревность.

Сама Лейла, завоеванная им награда, тоже была здесь, но находилась в другом конце зала. Она сидела перед терминалом с целой гроздью мониторов, на коленях у нее устроилась Марсия. Морис завистливо вздыхал, поглядывая в ту сторону. Хотелось бы ему оказаться на месте Марсии! То есть, конечно, не взгромоздиться на колени к Лейле, а наоборот, чтобы она к нему села – вот было бы чудесно… Около нее маячило двое мужчин, мрачноватый, как всегда, Чеус и поджарый желтокожий шиайтианин. Не сказать, чтобы Мориса это зрелище сильно порадовало.

Лейла что-то обсуждала то с присутствующими, то с собеседником, который обращался к ней с экрана терминала. Говорили негромко, не разобрать, о чем речь. Потом она задала вопрос Марсии. Девочка соскочила на пол и принялась тараторить тонким голоском, размахивая руками. Взрослые слушали ее внимательно и серьезно, словно перед ними не шестилетняя малявка, а какой-нибудь важный профессор.

Генри встал и направился к ним, прихватив кружку с глинтвейном. Когда Марсия замолчала, Лейла начала что-то ему объяснять. Морис ревниво наблюдал за этой сценкой, потом, покосившись на уснувшую Дигну, отставил тарелку с остатками хлопьев и тоже поднялся с кресла.

Он не успел сделать и пары шагов. Робот-санитар, до этого безучастно торчавший позади, сгреб его своими манипуляторами и бережно усадил обратно. Ага, вот, значит, как: Генри пользуется свободой передвижения, а ему нельзя!

Генри вскоре вернулся. Сил не было смотреть на его оживившуюся физиономию с веселыми искорками в прищуренных темно-зеленых глазах. Видимо, то, что он услышал от Лейлы, на порядок подняло ему настроение. Отвернувшись, Морис яростно захрустел кукурузными хлопьями.

Этот звук разбудил Дигну. Та издала стон, скорее сонный, чем болезненный, перевернулась на другой бок, подняла голову, подперла щеку смуглым кулачком. Хрипло спросила:

– Это мы где?

– В отеле «Императрица», в номере у моей знакомой.

Генри после своего словесного марафона тоже охрип и говорил почти шепотом, чтобы сберечь остатки голоса.

– Ничего себе номерок! – уважительно заметила Дигна.

– Она снимает весь этаж, – подтвердил Генри, снова отхлебнув глинтвейна.