– Помилуйте, Вера Федоровна, я разве шаромыжник какой? Хозяйствовать умею и торговать не в ущерб. А ради вашей-то красоты все к вашим ногам сложить готов. Да я к вам с поклоном от вашей матушки, Марьи Степановны, – вдруг вспомнил он.

– Как?! – Вера даже вскочила, вырвавшись из рук куафера, который вновь усадил ее на место. – Вы видели матушку? Что она? Больна? Здорова? Бедствует? Страдает? – Вера так взволновалась, что не в силах была усидеть на месте и дважды обожглась щипцами, которые держал в руках куафер.

Прошкин застенчиво улыбнулся и продолжил:

– Был у нее в гостях. Все об вас пеклась да горевала. Хотела со мной немедля сюда отправиться, чтобы своими глазами посмотреть, да не вполне здорова. Просила не хлопотать об ней, Акулина приглядывает-де. Вы не тревожьтесь, Вера Федоровна, я-то на что? Помогу завсегда, не дам пропасть вашей матушке. О сыночке дюже убивалась, думала, сгинул, так я утешил.

Вера почувствовала сильный укор совести. Так они с Сашкой и не навестили больную маменьку. Грех это, грех… Стараясь не вертеть головой и через зеркало глядя на Прошкина, Вера не в первый раз уж подумала, что с ним было бы надежно, спокойно. Словно подслушав ее мысли, Прошкин спросил, помявшись:

– Не надумали ль чего, Вера Федоровна? Я о моем давешнем предложении. Коли замуж не хотите, так, может, без венца? – Он снова покраснел и опустил голову.

«Ну вот, и он туда же, светлой души человек», – с горечью подумала Вера. Она выслала наконец куафера и сама взялась за щипцы. Купец же робко продолжил:

– Ни в чем отказа вам не будет, золотом осыплю. Пусть кто-нибудь хоть слово скажет, пожалеет. Да никто и не посмеет злословить, лишь бы вы согласны были…

Вере стало грустно. Она даже не рассердилась на Прошкина. Устало опустив руки, девушка тихо произнесла:

– Благодарю вас, Егор Власьевич, за подарок, но принять его я не могу. И условий ваших принять не могу. Надо ли говорить, сколь огорчительны и непристойны они. От вас я не ждала такого.

– Помилосердствуйте, матушка! И в мыслях не было обидеть! Такой уж я незадачливый уродился! Запали вы мне в душу, ничего не могу с собой поделать. Не лишайте надежды, примите подарок! – Он бухнулся на колени, протягивая Вере шкатулку.

– Что ж, я возьму, чтобы вас не обидеть, но впредь будьте ко мне уважительнее. Я актриса, но разве не человек?

Прошкин был готов провалиться сквозь землю.

– Простите, матушка!

– Полно, встаньте. Я ценю вашу дружбу, Егор Власьевич, и если решу прибегнуть к покровительству, то выберу только вас. А теперь ступайте, мне надобно приготовиться к роли.

Прошкин еще раз поклонился и послушно вышел. Более никто не беспокоил Веру до самого спектакля. На сцене она забыла обо всем. Антип Игнатьевич тоже был в ударе. Бедный мавр страдал и терзался ревностью столь натурально, что Вера услышала за кулисами женский сочувствующий голос кого-то из прислуги:

– Ишь, убивается-то как, сердешный!

А в самый решительный момент, когда Отелло обвинял Дездемону, из райка донесся крик:

– Она не виновата! Это Яго!

Антипу Игнатьевичу пришлось на этот момент сделаться глухим, а Вера едва удержалась, чтобы не поблагодарить растроганного зрителя за заступничество. Вера знала, где сидит князь. Она еще ранее высмотрела его через дырку в занавесе. Князь занимал губернаторскую ложу вместе с Фомой Львовичем. Свои монологи Вера обращала именно к этой ложе, она страстно желала, чтобы князь по достоинству оценил ее дар.

Все пережитое ею в последние месяцы выплеснулось наружу. Юная актриса чувствовала, что играет в последний раз, и отдавала себя роли без остатка, как в самом начале сего поприща. Рукоплесканиям не было конца. Выйдя на поклоны, Вера с улыбкой озирала зал. На сцену сыпались цветы, молодые люди яростно хлопали в ладоши. И вдруг сердце Веры застыло: она споткнулась о тяжелый, холодный взгляд Алексеева. Тот зло усмехнулся и направился к выходу. Чувство восторга от триумфа мгновенно улетучилось, душа заныла в тревожном предчувствии. Девушка метнула взгляд в сторону губернаторской ложи. Губернатор благосклонно улыбался, а князь едва заметно кивнул в знак одобрения.

– Немедля еду в Петербург! Только бы князь не передумал! – лихорадочно бормотала себе под нос Вера, поспешно скрываясь в уборной и не дожидаясь, покуда зрители утихнут. – И пусть он будет мужем княгини и кем угодно, я отправлюсь за ним…

Пока Вера торопливо переодевалась и смывала жирные румяна, принесли корзину цветов от губернатора. Юная актриса трепетала в ожидании князя. Сомнения все отпали, твердое решение пришло им на смену. Вера боялась лишь, что Антип Игнатьевич ее не отпустит: в его руках условие, а значит, ее судьба. Впрочем, князь просил не беспокоиться об этом. Мысли юной актрисы приняли иной оборот. Что же заставляет этого важного петербургского чиновника проявлять к ней, бедной провинциалке, интерес и участие? Здесь определенно есть некая тайна.

Вера еще не успела одеться, как в уборную заглянул капельдинер:

– Там вас спрашивают. Велели проводить до кареты.

Девушка спешно собралась, подгоняя горничную, и, прихватив шкатулку, поспешила за капельдинером. Глаша несла за ней корзину с цветами. «Должно быть, князь не решился явиться сам и прислал за мной карету», – мыслила Вера.

– Вот-с, – указал капельдинер.

– Ступай, – отослала Вера горничную, с которой накануне рассчиталась вполне.

Глаша поклонилась и побежала в театр. Вера открыла дверцу, капельдинер помог ей взобраться на подножку и протянул корзину. Девушка упала на мягкие подушки. Кто-то, кого во мраке кареты она не смогла рассмотреть, крикнул кучеру:

– Гони! – и захлопнул дверцу. Корзина осталась в руках служителя.

Карета понеслась, качаясь на рессорах. Вера едва удержалась, чтобы не упасть. Она никак не могла разглядеть своего спутника, сидящего напротив. Тревога вновь завладела ее сердцем, но девушка старалась ее унять. Занавеси были опущены, невидимый сосед сидел молча, и от этой тишины исходила угроза. Девушка не выдержала:

– Куда мы едем? Кто вы?

Ответ поверг ее в такой ужас, что на миг Вере показалось, что она теряет сознание.

– Ваш старый знакомец, мадемуазель актриса.

Вера похолодела от догадки. Голос и впрямь был знаком. Еще не веря в кошмар, уготовленный ей судьбой, с быстро тающей надеждой она вопросила:

– А именно?

– Бурковский к вашим услугам.

– Только не это! – прошептала Вера. – Зачем?

Похититель с ехидством ответил:

– Вам лучше покуда не знать.

– Остановитесь! – вдруг закричала Вера и рванула дверцу кареты.

В тот же миг омерзительная ладонь запечатала ей рот.

– Молчать! – прошипел Бурковский. – Иначе я придушу вас не задумываясь.