волна прилива, утягивал в себя, в стихию, неспособность воспротивиться которой я и так уже униженно признала для себя, но цеплялась-цеплялась, а он наступал и наступал, ломая и без того хлипкую оборону, и наконец захлопнул за собой дверь моей комнаты, отрезая от всех и всего и снова обнял, добивая.

— Жень-Жень-Женечка-Женюличка-Еняшечка моя! Ну что? Что? Мой косяк? Мой, Жень? Ты из-за Вальки?

Из-за кого? О чем он вообще?

— Не понимаешь ты. Отпусти! — я зажмурила глаза, но интенсивности его присутствия это ничуть не снизило.

— Жень, я ни за что бы… Женечек мой, неужто совсем-совсем мне доверия нет?3ece0f

— Не в том дело! Не в том! — я уворачивалась от касаний его губ к моему лицу, но однозначно проигрывала, потому что боролась не с ним, а с собой. А я сама не хотела отворачиваться и отталкивать. Совсем наоборот.

— Не в том, ага. А в чем, Еняшечка моя? Растолкуй мне, как тупенькому, а? Виноват я? Признаю, Жень, виноват, только скажи в чем, и мы все решим. Решим же, да?

— Ничего мы не решим, Миша! Нечего исправлять, ни в чем ты не виноват. Это все я. Я не могу так и дальше, пойми. Выхода для меня тогда не будет.

— Так, кто и куда выходить собрался? Жень, я уже реально обосрался весь, пожалей ты меня. Ты же у меня рассудительная, знаешь чего хочешь, говоришь в лоб, вон как в наш первый раз, разложи ты мне тупорезу все по полкам.

Стремясь ускользнуть хоть как-то, снова сползла по стене, но Миша последовал за мной, как если бы был приклеен намертво, и сел рядом, обнял.

— Рассудительная? Рядом с тобой? Знаю, чего хочу? Да я с самого начала не понимаю почему так реагирую и поступаю, когда касается тебя. Думаешь я все как у нас было в первый раз планировала? Только прикоснулась — и все планы кончились, Миша.

— Ну и норм же тогда, я тоже ни хрена не соображаю только тебя вижу. Это любовь, Жень. — Сойкин поцеловал в висок, глубоко вдохнул у кожи, и я тоже щедро глотнула его аромата, как если бы была автоматически настроена на синхрон с ним.

— Любовь? За считанные дни? Такой она не бывает.

— Серьезно? А ты прям в лицо ее знаешь? Все приметы и симптомы? Много опыта в этом, Жень? Лично у меня — нифига. Но я знаю — как с тобой ни с кем не было. И чую — у тебя же так же. Еще раньше. Ну, нереально чтобы по-другому, Жень. Я же не баран какой-то упертый по жизни. Мне если женщина твердо «нет», то я всегда понимал и принимал. Но ты ведь меня сама тянула, Жень. Между нами же жара и тросы железные от сердца к сердцу уже давно. Это же не про один секс, маленькая моя. Ты подумай сама.

— Какая я тебе маленькая? — фыркнула, с обреченностью осознавая — не могу и не буду больше сопротивляться моим лучшим в мире зыбучим пескам, тонуть буду, ведь его правда — давно все, может, с самого начала, с того самого сто раз клятого первого взгляда. Не было ни минуты, когда я могла бы игнорировать присутствие Сойкина, его существование на этом свете. Выходит, не было и нет у меня шансов на спасение. Ну и черт с ним. Прощай, паника, ты, офигеть как, сильно опоздала.

— Моя, моя ты маленькая. Моя красавица. Моя Льдина, Ворона моя, моя, понимаешь? Я как тебя увидел и все — каюк мне. С того самого семнадцатого июня, когда ты на собеседование к Корнилову в начале двенадцатого пришла.

— Я не помню когда это было, — глубоко вздохнув, я окончательно расслабилась и потянулась обнять Мишу в ответ, а он просто взял и завалился на пол, увлекая за собой.

— Я помню, Жень. У меня ведь все поменялось тогда, хоть и сам не понимал сразу. Я с тобой засыпал и просыпался с того дня, столько говорил с тобой у себя в голове, столько планов построил, чтобы хоть как-то ближе стать, а уж что мы с тобой в моих фантазиях вытворяли по двадцать раз на дню и в любом уголке офиса, не говоря уже про ночь каждую в моей постели! А ты все это время от меня отгораживалась. Но ведь от меня, Жень, именно от меня так тщательно и упорно. Это было между нами с самого начала, было, Жень. Все было. Было до тех пор, пока все «между» не исчезло. Ну и чего ты теперь-то испугалась?

Смирившись с неизбежным, говорить правду стало легко, больше ведь нет борьбы, только констатация факта.

— Я не такая, как ты думаешь. Не сильная, без брони, без способности держать удар, Миш. Не от тебя. И ты не понимаешь, во что ввязываешься. Я же тебя не отпущу, Миш. Буду зубами цепляться, в ногах валяться, умолять, угрожать, преследовать. Как наркоманка за свою дурь. — И как любое живое существо сражается за необходимый воздух — и на инстинктах и всеми силами разума. — Осознай это.

— Когда дурь одна на двоих — то все супер, Жень. Не напугала, уж прости. И никогда тебе угрозой не стану и тебя не унижу, заставив в ногах валяться, жизнью клянусь. И цепляться не придется, Жень, сам тебя хрен когда отпущу, не избавишься до гробовой доски.

— Откуда знать тебе, как жизнь пойдет, Миш?

— Она пойдет туда, куда мы захотим пойти, родная моя. — Сойкин затащил на себя еще сильнее.

— Все у тебя легко и просто, Сойка, — пробормотала, прикрывая глаза в полном облегчении, утыкаясь лицом ему в грудь и растворяясь в его присутствии, в моем солнечном парне.

— Так и есть, Жень. Так и есть, мы ведь вместе, так что, все сложное позади.

— Я хочу в твое легко и просто, Миш, хочу. Я осознаю, что худшая спутница в этом, которую ты выбрать мог бы, но хочу.

— Балда ты, Жень. Другой быть же не могло. Поймешь потихоньку.

Голоса и шум снаружи в какой-то момент затихли, а мы так и лежали: в верхней одежде, растянувшись на полу, сказав друг другу все, растворившись в близости, бояться которой больше не нужно. Конечно, я обязательно буду что-то портить. Может, даже однажды фатально. Но мне ведь без него уже никак. Удерживать себя, когда уже сорвалась, бессмысленно. Нужно наслаждаться полетом и верить, что или он навсегда или что разобьешься сразу насмерть в единое мгновенье.

Эпилог

Сразу

Женька притихла и