не просто демонстрация нашего оптимизма, — пояснял позже Рокоссовский. — Ради того не стоило бы жертвовать жизнью солдат. Дело в другом — заняв это село, мы отняли у противника возможность держать в своих руках оседланную магистраль, дороги, ведущие из столицы к нам. Освободив Скирманово, наша армия сохранила возможность иметь связь с Москвой, со Ставкой, со складами боеприпасов, с резервами. А без всего этого сопротивляться немыслимо.

Так же обескураживали противника Рокоссовский и комдив Белобородов в немыслимых условиях штурма Нового Иерусалима, города Истры и одноименной реки, затопленной поверх льда (немцы разрушили плотину), — генерал Белобородов, не теряя жизнерадостного настроения, не очень подходящего моменту, посылал своих солдат на подручных средствах и вплавь через реку, и они добирались до того берега, откуда с прибрежного холма били и били всеми видами огня взбешенные «наглостью» русских нацисты. Взяты и Новый Иерусалим, Истра и позже — Волоколамск.

Сражения самые ожесточенные — в районах Ленинградского шоссе. Борьба за Клин... За Красную Поляну и Крюково... Села и небольшие города несколько раз переходят здесь из рук в руки. Немцы видят Москву в сильные бинокли, приходят в раж, но уже начинают задыхаться, еще не веря в это. Сталин резервов никому еще не дает. Обходитесь своими силами. И обходились, обескровливая армии Гитлера!.. Найти штаб 16‑й армии почти невозможно, — передвигается на восток, к сожалению, чуть не каждый день. Дивизии генерала Баранова и генерала, бывшего кинематографиста, Осликовского, входившие в состав корпуса генерала-кавалериста Белова, казаки генерал-майора Л. Доватора и И. Плиева совершают смелые рейды по тылам неприятеля, сжигая их штабы, захватывая важные документы, уничтожая клады с провиантом и боеприпасами... Каждые сутки ищем Рокоссовского, его офицеров, солдат, — напрасно!

В армии его сражались люди его склада, его натуры, его школы.

Афанасий Павлантьевич Белобородов. Крепко скроенный, жизнерадостный, никогда не унывающий, простой в обращении, он был знаком и, если можно так выразиться, приятен нам еще в пору горестной и доблестной обороны. Позже я бывал у него в недели нашего карающего, ответного наступления. У меня в блокноте его телефонный разговор:

«Что киснешь? Не киснешь? А где Новый Иерусалим? Истра? Знаешь, что сверху приказали? И кто приказал? Догадываешься?.. Так вот, чтоб к вечеру Иерусалим отбил! Не уверен, что к вечеру? А я в тебе уверен, сынок! Да, да, уверен, милый! А если запутаешься, промедлишь, сам к тебе нагряну. Слышишь?»

Для «милого сынка» положение было сверхотчаянное.

С противоположного берега гитлеровцы намеренно били по ледовому панцирю реки Истры, сквозь полыньи вода проступала на твердый покров реки, кипела под осколками мин и снарядов, делала переправу немыслимой. Но «сынок», чье имя и звания я не записал тогда, скрепя сердце слал и слал своих стрелков на форсирование реки. Плоты — просто доски, уложенные на уцелевшие льдины... Лодки... Но всего этого не хватало, и пехотинцы шли по колени в воде, проваливались, выплывали, цепляясь за края проруби, били с ходу из автоматов и винтовок, а артиллерия наша помочь им не могла, противоположный берег с нацистами слишком был близок к неровным цепям наших форсировавших реку солдат, батареи вынуждены были вести огонь по глубине расположения противника.

Но Иерусалим с его собором, многострадальная Истра были отбиты у гитлеровцев. В те дни стрелковая дивизия А. П. Белобородова стала 9‑й гвардейской.

...С «учеником» маршала Рокоссовского «воевал» я и на Дальнем Востоке. Маньчжурия... Река и город Муданьцзян... Здесь-то в штабе его армии обнялись мы не с полковником, а уже с генералом Афанасием Павлантьевичем, — известинец Александр Булгаков и я. Генерал ввел нас в обстановку.

— Трудно, — сказал, несмотря на свой оптимизм. — Сталин приказал завтра к вечеру овладеть Харбином. Я направил в ту сторону большой отряд генерала Максимова. Но представляешь — джунгли. Лианы, веками опадавшие, и в рост человека наслоившиеся ветви и сучья, бурелом, топи, поросшие лесом сопки, японские доты и подземные укрепления... Танкам не пройти. Еле-еле, по донесениям, удается протащить тяжелые орудия, а без них вражескую оборону не продолбишь. Как же в таких условиях — Харбин, да еще к завтраму?

— Авиадесант! — бухнул я неожиданно.

— Во, в самую точку. Иного выхода нет.

Мы с Александром сделали умоляющие лица.

— Что такое?

— Пошлите нас с десантом.

— Вы в своем уме?

— На западе и не в таких переделках бывали.

— Я не уверен в успехе десанта. В Харбине японский гарнизон, — Афанасий Павлантьевич сделал движение рукой рыболова, показывающего, какую огромную рыбу поймал.

— Но ваши же люди полетят.

— То — кадровые.

— И мы кадровые, — сказали мы. — Майоры.

— Что с вами сделаешь, — развел руками командующий. — В честь былых сражений у Рокоссовского — разрешаю!

В конце дня мы были на аэродроме. Посадка по самолетам началась. Руководил ею полковник Ионишвили. Увидев нас, сделал замечание начальнику охраны аэродрома — откуда здесь посторонние?

— Мы не посторонние. Нам разрешено участвовать в десанте.

— Это что еще такое? Операция не для журналистов. Извольте не мешать посадке, извините, но вам придется покинуть аэродром.

— Но наш долг...

Черт возьми, каждый в ответ на наше заявление разводит руками. Развел руками и полковник:

— Не понимаю. Умирать торопитесь? Откажитесь от вашей затеи. Право! Да и разрешение...

Мы показали записку Афанасия Павлантьевича,

— Что ж, в таком случае не имею права отказать. А все же напрасно вы...

Ионишвили махнул рукой. Посадка закончилась. Заняв места в «дугласе», мы поняли всю рискованность решения Белобородова. Как и в других лайнерах, пассажиры нашего составляли только представители всех отделов штаба армии, разведчики и взвод солдат. А сколько японцев, вооруженных японцев, в Харбине? Тысячи? Десятки тысяч?

Ионишвили склонился над картой Харбина. Синим карандашом обозначил вероятные средоточия групп японского гарнизона, красным — здания, что нужно захватить в первую очередь: штаб вражеского соединения, радиостанции, телеграф, воинские склады и казармы. А пока симпатичный полковник работал, мы представляли себе, как радуется его жена, по его вызову едущая в Маньчжурию с ребенком, помнится, по профессии — врач. И как ждут с победой родители полковника в Грузии, приготовившись с немалым трудом вынуть из-под земли закопанные квеври, огромные глиняные сосуды с вином, выдержанным чуть ли не со дня 25‑летия полковника. Встретит его жена? Дождутся родители? Он-то сейчас