самом важном событии в вашей жизни. После этого образчика вашего уважения к правам обыкновенной вежливости и обыкновенной справедливости я не могу льстить себя надеждой, что я обладаю качествами, которые позволят мне занять место в списке ваших друзей.

Остаюсь, милостивый государь, ваш покорнейший слуга Джэмс Дарч».

– Остановите посланного! – вскричал Аллан, с лицом, пылавшим от негодования. – Дайте мне перо, бумаги и чернила! Прекрасные люди живут в здешних окрестностях, все сговорились делать мне неприятности!

Он схватил перо с неистовым вдохновением.

«Милостивый государь!

Я презираю вас и ваше письмо…»

Тут чернила сделали пятно, и писавшим овладела минутная нерешительность.

«Слишком сильное выражение, – подумал он. – Я напишу к нотариусу его же хладнокровным и колким слогом». Он опять начал на чистом листе бумаги:

«Милостивый государь!

Вы напомнили мне ирландскую поговорку: „Вся взаимность с одной стороны“. Ваша взаимность вся с одной стороны. Вы отказываетесь быть моим поверенным в делах, а потом жалуетесь, что я отказался быть вашим хозяином».

Он самодовольно остановился над этими последними словами.

«Очень мило, – подумал он. – И аргумент, и меткий намек. Желал бы я знать, откуда взялась у меня такая способность к письмам?»

Он кончил свое письмо двумя фразами:

«Что касается того, что вы отказались от моего приглашения, то я прошу позволения у вас сообщить вам, что мне нисколько от того не хуже. Я безмерно рад, что не имею с вами никакого дела и как с другом и как с жильцом.

Аллан Армадэль».

Он с восторгом посмотрел на свое сочинение, подписал его и велел отдать посланному.

«Толста должна быть шкура у Дарча, – думал он, – если это его не проймет».

Стук колес вдруг напомнил ему, что он должен был делать визиты, и Мидуинтер был на своем посту, прохаживаясь взад и вперед перед домом.

– Прочтите это, – закричал он, бросая ему письмо нотариуса. – Я написал ему ответ.

Он поспешил к гардеробу вынуть сюртук, в нем произошла удивительная перемена. Он не чувствовал теперь неохоты делать визиты. Приятное волнение, возбужденное в нем его ответом Дарчу, внушало ему желание показать себя перед соседями.

«Что ни говорили бы они обо мне, а уж не скажут, что я их боюсь».

Разгоряченный этой мыслью, он схватил шляпу и перчатки и торопливо вышел из комнаты, встретив Мидуинтера в коридоре с письмом нотариуса в руках.

– Не унывайте! – вскричал Аллан, увидев беспокойство на лице своего друга и тотчас перетолковав его. – Если на помощь Дарча нельзя рассчитывать, Педгифт может нам помочь.

– Любезный Аллан, я думал не об этом, а о письме мистера Дарча. Я не защищаю этого сердитого господина, то я боюсь, что мы должны согласиться, что он имеет некоторую причину жаловаться. Пожалуйста, не давайте ему другую возможность обвинять вас. Где ваш ответ на его письмо?

– Отправлен! – отвечал Аллан. – Я всегда кую железо, пока оно горячо. Что слово, то удар – вот моя манера. Пожалуйста, мой милый, не тревожьтесь насчет управительских книг и дня арендной платы. Вот связка ключей, которую отдали мне вчера. Один из них отпирает комнату, где лежат книги управителя. Подите и прочтите их, пока я ворочусь. Даю вам честное слово, что я все устрою с Педгифтом прежде, чем вы меня увидите.

– Постойте, – перебил Мидуинтер, решительно останавливая его, когда он хотел сесть в коляску. – Я ничего не говорю против того, что мистер Педгифт, может быть, достоин вашего доверия, потому что я не знаю ничего, что оправдывало бы мое недоверие к нему, но он не очень деликатно рекомендовал себя и не упомянул, что он знает о недружелюбном расположении к вам мистера Дарча. Подождите немного, прежде чем вы обратитесь к этому незнакомому для вас человеку, подождите, пока мы переговорим об этом сегодня.

– Подождать! – возразил Аллан. – Разве я вам не говорил, что я кую железо, пока оно горячо? Положитесь на мою наблюдательность. Я рассмотрю Педгифта насквозь и буду поступать, соображаясь с этим. Не задерживайте меня дольше, ради бога. Я нахожусь в прекрасном расположении поддразнить местных дворян, и, если не поеду тотчас, я боюсь, что жар мой остынет.

С этой превосходной причиной для торопливости Аллан поспешил сесть в коляску, и, прежде чем можно было остановить его, он уже уехал.

Глава IV

Ход событий

Лицо Мидуинтера омрачилось, когда коляска скрылась из виду.

– Я сделал все, что мог, – сказал он, поворачивая к дому. – Если бы сам мистер Брок был здесь, и он не мог бы сделать больше.

Он посмотрел на связку ключей, которую Аллан сунул ему в руку, и внезапно желание рассмотреть книги управителя овладело его чувствительной и заботливой натурой. Спросив дорогу в комнату, в которой были положены все управительские книги и бумаги, после того как коттедж был отдан внаймы, Мидуинтер сел за письменный стол и попробовал, может ли он разобрать все дела, относящиеся к Торп-Эмброзскому поместью. Результат показал ему, как велико было его неведение. Контракты, планы и даже корреспонденция показались ему написанными на неизвестном языке. Воспоминания его невольно с горечью обратились к двум годам уединенных занятий в лавке книгопродавца.

«Если бы я тогда научился делу, – думал он, – если бы я тогда знал, что общество поэтов и философов слишком высоко для такого бродяги, как я!»

Он сел в передней, и безмолвие ее тяжело ложилось на его приунывшую душу. Красота комнаты раздражала его, как оскорбление гордого богача.

– Да будет проклято это место! – сказал он, схватив свою шляпу и палку. – Мне нравится голая гора, на которой я, бывало, спал, лучше, чем этот дом.

Он нетерпеливо спустился с лестницы и остановился на порожке, соображая, с которой стороны ему надо выйти из парка. Если он пойдет по той дороге, по которой поехала коляска, он рискует помешать Аллану, случайно встретившись с ним в городе. Если он выйдет в задние ворота, он знал свой характер слишком хорошо для того, чтобы сомневаться, что не пройдет мимо комнаты, виденной Алланом во сне, не войдя в нее опять. Но оставалась еще одна дорога, по которой он пошел, а потом вернулся утром. Теперь нечего было бояться помешать Аллану и дочери майора. Без дальнейшей нерешительности Мидуинтер отправился по саду осмотреть открытую местность с этой стороны поместья.

Расстроенная происшествием этого дня, душа его была полна того язвительного и жестокого противодействия к неизбежной самоуверенности богатства, о котором так горячо мечтают счастливые и состоятельные и