—Я же говорил, что всё будет нормально,— Демид становится за спиной, рукой плечи перехватывает, к своей груди прижимает.— Не дёргайся, так теплее, а то ты до сих пор дрожишь от холода.

Да, дрожу, вот только не потому. Меня волнует присутствие Демида, и после совместной ночи, а тем более утра… всё ощущается острее и прикосновения волнуют в разы больше. Меня спасает милый мальчик в форменной полосатой кепке и такой же рубашке: приветливо улыбается, принимает наш заказ, а я шикую и заказываю жутко навороченный кофе с тремя сиропами и пышной шапкой сливок. Плевать, что денег уже кот наплакал, прорвусь. Но Демид снова не позволяет расплатиться. Настойчиво в сторону меня отталкивает, закрывая своим плечом и протягивает карту мальчику. Тот улыбается напоследок и впихивает Демиду чек вместе с кофейными стаканчиками. А я вдруг замечаю то, что привлекает моё внимание и может стать решением многих проблем. Объявление.

«В кофейню требуется девушка от восемнадцати до двадцати пяти. Приятная, коммуникабельная, стрессоустойчивая. Возможно обучение. Оплата своевременная, полный соцпакет. Возможна работа на неполный день, для студентов. По всем вопросам обращаться с двенадцати до восьми по телефону…».

Чёрт, это идеально! Будто кто-то услышал мои мысли и послал эту возможность. Теперь главное — не упустить.

Быстро фотографирую объявление, ставлю напоминалку ровно на двенадцать и улыбаюсь. Кажется, всё действительно стало налаживаться.

У дома мы с Демидом долго прощаемся. Почти час целуемся, и голова кружится от его близости, нежности, терпения. Лавр не пытается содрать с меня одежду — он понимает, что от такого я сбегу быстрее всего, испугаюсь. Демид даёт мне возможность самой принять решение, не настаивает, не торопит. Ждёт. Хотя по глазам — больным и горящим,— по пальцам дрожащим видно, как ему тяжело.

—Всё, беги, а то твои девочки всех собак на поиски поднимут.

Нет, всё-таки он горячий. Или это у меня руки ледяные? Хоть бы не заболел.

Всё-таки нахожу в себе силы, возвращаюсь в дом, даже ни разу не обернувшись. Ну, если только пару раз. Внутри пусто — девчонки разбежались по делам, и это меня почему-то радует. Бросаю сумку, аккуратно ставлю на полочку обувь и прохожу прямиков в уютную кухоньку. На столе тарелка, прикрытая бумажной салфеткой. Бутерброды! Ах, мои девочки, люблю вас.

«Не знаем, чем ты там занималась всю ночь, но наверняка тебе понадобится восстановить силы. Тут твои любимые, с рыбой. Д. и О.»

Ну не прелесть? Уминаю один бутерброд, ставлю чайник, наливаю чай. В окне окончательно просыпается небо, ясное и невозможно голубое. Без единого облачка, чистое до невозможности. Ароматный чай согревает окончательно, я присаживаюсь за стол, вытягиваю ноги, но вдруг задеваю что-то, лежащее на полу, и странный продолговатый предмет отлетает в другую часть комнаты, ударяется о кухонный шкафчик и, печально звякнув, кружится на месте, а я пытаюсь понять, что это такое я отфутболила.

Зажигалка? Откуда в нашем доме, где никто не курит, зажигалка? Осталась от прошлого хозяина? Но нет, клининг навёл полный порядок, а после метушливая Ивашкина, пролив молоко, ещё раз вымыла до блеска пол. Ничего под столом совершенно точно не валялось! Может быть, у девочек были гости? Может, не только я одна активно налаживаю личную жизнь?

Достаю телефон, набираю Дашку, как самую здравомыслящую из нашей троицы. После пары длинных гудков она тарахтит в трубку, ругается на меня, сообщает, что поехала в деканат за какой-то жутко важной бумажкой.

—Даша, я быстро! У меня вопрос! У вас с Олей были вчера гости? Мальчики какие-то?

—Что-что? Гости? Мальчики? Да за кого ты нас принимаешь?! Мы приличные девушки!— шутливо возмущается, но посерьёзнев добавляет: — Нет, Яся, не было у нас никого. Мы комедию новую до полуночи смотрели, а потом так в гостинной и уснули. Никто к нам не приходил. Ко мне даже во сне.

—Хм, ладно. Пока, Дашуль.

—Эй, Яся, откуда вопрос такой?— тревожится Даша, кажется, обо всех делах своих забыв.

А я встаю, подхожу к зажигалке и усаживаюсь на корточки рядышком, смотрю на пластиковый тёмно-синий крикет.

—Нет, ничего, просто показалось, что запах мужского одеколона почувствовала,— прикрываюсь своим недугом и, попрощавшись, кладу трубку.

Откуда ж ты тут взялась, зажигалка? Наверняка этому есть самое логичное объяснение, только у меня пока его найти не получается. И от этого что-то нехорошее щекочет под ложечкой. Какое-то предчувствие.

Плохое предчувствие.

На тренировке я выкладываюсь по полной, потому что у нас некомплект, а старт чемпионата очень скоро. Ну как выкладываюсь? Очень стараюсь, вот только с самого начала что-то идёт не так.

Я никак не могу взять под контроль дыхание — оно сбивается при каждом резком движении. Разминка и та даётся мне с трудом, а стоит начать активно бегать, следить за мячом, и всё летит в пропасть. Ничего не получается! Это бесит.

Ломота в теле настигает меня минут через сорок после выхода на поле, и чем дальше, тем сложнее её игнорировать.

Пропускаю мяч, потому что перед глазами мутная пелена и всё, чего хочется,— прилечь на газон, поджать под себя ноющие ноги, которые кто-то через мясорубку перекручивает, жилы наматываются на винт. Я всё ещё пытаюсь двигаться вперёд, но будто в мутном киселе плаваю, барахтаюсь, как лягушка в молоке, только масла, боюсь не получится — утону.

Всё, не могу больше.

Поднимаю руки, показывая, что сдаюсь и выбываю. Наверное, меня тоже догнал грипп, но эта мысль лишь по краю сознания пробегает. У меня вообще не получается думать связно, лишь обрывками.

Ко мне бежит тренер, хотя узнаю его только по очертаниям массивной фигуры.

—Демид, тебя тоже, что ли, прихватило?— его рука на моём лбу, холодная. Освежает. Это приятно, это хоть немного остужает. Майка липнет к телу, я весь в поту, и мне хочется содрать с себя одежду, забраться по уши в полную ванную льда и сидеть там, пока пожар в моём теле не потухнет.

Мне не хватает кислорода. Дышу часто-часто, как загнанный пёс, но ничего не помогает. Легче не становится!

—Парни, помогите его в раздевалку отнести, и всех на карантин сажаю!— зло рычит тренер, и меня подхватывают под руки и ноги, разве что в воздух не подбрасывают.

—Ещё один. Надо же какой грипп тяжёлый. Стремительное течение болезни,— наш командный врач смотрит на меня встревожено, головой качает, а я хочу только одного — спать.— Ох, как дышит часто. Давно такого вируса не встречал. Такими темпами все слягут.

—Что это с ним?

—Тахипноэ,— незнакомое слово прорывается в сознание, как название страшного диагноза.— Срочная госпитализация!

И через много-много мучительных бесполезных вдохов:

—Потерпи, сынок, скорая уже едет.