– Оля, а что же ваши дедушки? Илья и Кирилл? Что они теперь говорят?

– Они долго пытались переубедить друг друга, – Оля опустила голову. – Я, честно, не поняла, в чем. Кто больше врет: мы или они? Вроде так. И еще: «Как ты не можешь понять, это стечение обстоятельств?!» – «Нет, это все было заранее спланировано, еще до вашей Олимпиады!» – «Кто отдаст приказ армии стрелять в неармию – тот и преступник!» – «Вот и целуйте теперь в задницу Януковича, раз он до всего этого довел, а потом еще и приказ не отдал!» Дедушка в другую комнату, к компьютеру уходил, но они так орали, что мы все равно слышали. Но я все-таки мало что поняла…Теперь они, кажется, тоже раздружились. Дедушка все время на кухне курит и корвалол пьет.

Катающиеся по полу мальчики в коротких штанишках. Мудрая воспитательница: «Не надо драться между собой», «Надо сплотиться перед лицом общего врага – тогда победим». 60 лет назад. Сегодня.

– Сейчас вы с Мариной – жертвы, – сказала я. – Но ты можешь перестать ею быть.

– Как? – девочка подняла заплаканные, но все равно красивые глаза. – Я все сделаю, я чувствую, что это все неправильно!

– Ты ведь не видишь, почему это вы должны поссориться с Мариной?

– Не вижу, конечно! – Оля энергично замотала головой, потом так же энергично закивала.

– Ну вот прямо так и напиши ей на доске или как там у вас это называется… – я помолчала, с усилием пытаясь вызвать своего «внутреннего подростка» и подобрать нужные слова. – «Я не вижу, почему лично я лично с тобой должна теперь ссориться. Я, Ольга Штемлер, здесь и сейчас во всеуслышание заявляю, что сохраняю мир и назначаю себя одним из его хранителей. И я сегодня, здесь и сейчас клянусь, что не забуду тебя, Марина, что бы ни случилось. Не забуду и не предам нашей дружбы и нашего доверия. В память всего хорошего для нас и в память тех мальчиков на перроне, наших ровесников, которые тоже клялись когда-то. Ради нас всех, ради мира, ради наших дедов, которые сегодня не сумели удержать, я принимаю на себя эту клятву. Пусть я не очень сильна и голос мой негромок, но я буду стараться изо всех сил, которые у меня сегодня есть. Я, Ольга Штемлер, сохраняю мир и призываю тебя, Марина Опанасенко, и всех, кто это читает сейчас и еще прочтет, присоединиться ко мне!»

– Ой… да, я сделаю, – тихо и твердо сказала Оля. – Но можно я сейчас запишу, чтобы не забыть?

– Не надо, – ответила я. – Ты поняла как, но у тебя самой получится лучше…

Насколько я понимаю, у педиатров даже термин такой специальный есть – ЧБР, я его в карточках неоднократно видела.

Мальчик был высоконький, худосочный, с темными кругами вокруг глаз. Мать, соответственно, озабоченная его состоянием.

– Вы понимаете, это уже третья наша попытка. Первая была, как педиатры рекомендовали, – в три года. Вторая – в прошлом году, ему было четыре и два. Сейчас Кире уже почти пять с половиной, и всё повторяется по новой. Мы просто не знаем, что делать. Ведь через два года ему уже в школу, и как же тогда…

– Простите, а о каких попытках идет речь? – осведомилась я.

– Да про садик же! – с досадой воскликнула мать. – Он, конечно, не хочет туда ходить. Хнычет, куксится. Говорит, что еда несоленая, невкусная. Но подчиняется и никаких истерик на пороге, как, бывает, другие дети делают, не закатывает. Мы его готовили, рассказывали ему, играли в садик с игрушками, даже на экскурсию водили – кстати, это вы нам рекомендовали, когда мы к вам за печатью в карточку приходили. И всё без толку! Он ходит туда два, три дня, максимум неделю, потом начинаются сопли, температура, потом кашель, дальше либо бронхит, либо отит, либо еще что-нибудь такое. Три недели сидим дома. Курс антибиотиков, вроде бы выздоровление. Потом следующая попытка – три дня садика, температура, сопли, кашель, ложный круп или какая-нибудь из детских инфекций… Педиатр говорит: «Ну и не водите вы его в этот садик, сколько же можно антибиотиков пить…» Бабушки и прочие родственники мне говорят: «Ну и сколько еще ты собираешься ребенка мучить?!» Муж говорит: «Может, ему еще рано, он не созрел?» А я, между прочим, работать хочу. Он предлагает нанять няню: «Ты, говорит, как раз на нее на своей работе и заработаешь, но не кажется ли тебе, что маленькому ребенку, к тому же часто болеющему, с родной матерью все-таки лучше, чем с чужой женщиной?» А я понимаю, что он в общем-то прав… Ну и к концу осени или к зиме мы сдаемся…

– Поняла, – кивнула я. – Получается замкнутый круг: каждый съеденный курс антибиотиков «сажает» иммунитет Кирилла на 10–15 процентов. Он идет в садик здоровым, там встречается с новой инфекцией, ослабленный иммунитет с ней не справляется, и все начинается по новой…

– Именно, именно так! И наш педиатр так же говорит!

– А как развиваются события, когда вы перестаете ходить в садик?

– Некоторое время он еще сопливится, а потом вроде ничего. Ну, болеет, конечно, еще пару раз за год (у нас аденоиды вообще-то, а удалять пока не рекомендуют – у Кирилла уже аллергия развилась на многие лекарства), но ничего особенного. На следующий год мы снова идем в садик, и всё повторяется заново. В этом году он меня прямо так и спросил: «Мама, я опять в садик пойду и опять заболею?» Я себя иногда просто мегерой какой-то чувствую, издевающейся над собственным ребенком…

– Но чем тут я помогу? Развивается Кира по возрасту, ведет себя адекватно, обстановка в семье благополучная, отношения хорошие. И при этом Кирилл ведь реально и вполне соматически болеет…

– Мне педиатр сказал: «Я вас лечу, как умею, если вы не хотите сидеть дома и ухаживать за своим ребенком – сходите к психологу, может, он вам чего посоветует…»

Я тяжело вздохнула. Клятва Гиппократа для психологов, ага.

– Что уже делали?

– Дорогущие иммуностимуляторы и иммуномодуляторы пили, не помогает.

– Ну, это понятно. Если лошадь бить кнутом и одновременно натягивать поводья, вряд ли она побежит быстрее. Еще?

– Витаминотерапия, гомеопатию все время пьем, в этом году вот на физиотерапию ходим…

– Закаливание?

– Это нет, Кирилл холодной воды боится.

– А какой Кирилл вообще? Расскажите о нем.

– Кира? Он вообще-то у нас тихий, любит играть на планшете в спокойные игры, смотреть мультфильмы, любит, когда ему книжки читают. Еще – играть с папой в настольный футбол, ходить в музеи гулять… Мы в прошлом году ходили на развивающие игры, ему нравилось, особенно лепить и ставить сценки. Поет караоке – у него хороший слух, нам даже рекомендовали музыкальную школу, но куда нам с нашим здоровьем…

– А как он с другими детьми?

– Сам ни к кому не подойдет, но, если к нему подходят, – играет заинтересованно. Хорошо соблюдает правила.

– Послушайте, да ему же в детском саду должно быть нормально и даже интересно: он понимает правила, умеет себя занять, а там музыка, пение, всякие развивалки, дети, готовые общаться…