цифры на экране и воспроизводил. Но воспроизводил правильно, в растровом формате, и на экран помещалось двадцать пять строк по восемьдесят символов — но «расширить» именно знакогенератор было уже несложно (адресация контроллера допускала использование до ста двадцати восьми символов, считая пробел, естественно), просто пока им этим заниматься было лень. Ведь правильно распаять восемь с лишним тысяч диодов было само по себе работой, скажем, сугубо «обезъянней», а переводом этой матрицы (точнее, ее отдельных частей) в микросхемы, к использованию пригодных, усиленно занимались товарищи во Фрязино (в рамках «полупроводниковой программы», конечно). И даже достигли там определенных успехов: фрязинцы меня перестали материть за то, что я им «предложила какую-то тупую методологию», так как у них все же вышло изготовить простенькую схему по КМОП технологии. Совсем простенькую, но по нынешним временам и это было крупным технологическим прорывом, таким крупным, что даже я удивилась — ведь по результатам моего рассказа им пришлось с десяток новых технологических приемов разработать…

А вторым «заделом» стало изготовление сразу двух накопителей для данных, и это были не магнитофоны, хотя как раз магнитофоны в разработке очень помогли. Один — дисковый накопитель на лавсановом гибком диске диаметром в десять сантиметров и емкостью в тысячу двести килобайт: от магнитофона парни взяли магнитную головку, с помощью которой можно было записывать информацию на дорожку шириной в четверть миллиметра, и они таких дорожек на каждой стороне смогли по полсотни разместить. А второй накопитель был «почти таким же», но его существенно помогли изготовить уже ребята из МАИ: там головка к поверхности бешено вращающегося алюминиевого диска не прижималась, летала над поверхностью — и маёвцы как раз аэродинамику головки рассчитали. А бауманцы умудрились на диске диаметров уже в семь с половиной сантиметров разместить по сотне дорожек…

Однако сама по себе периферия — это просто набор интересных железяк, лично для меня в этой работе было то, что они разработали что-то вроде «стандартного интерфейса», позволяющего в принципе практически любое устройство ввода-вывода подсоединять к машине. Вот только машины-то пока и не было…

По окончании заседания Совмина, состоявшегося пятого ноября, за ужином Пантелеймон Кондратьевич вдруг неожиданно выдал:

— Я даже не знаю, что теперь с этой девчонкой делать?

— Орденом Ленина наградить хочешь? — решил уточнить Николай Александрович.

— Это ты о ком? — поинтересовался Климент Ефремович. — Мне вроде никто ни о каких девчонках ничего не говорил.

— Это он о своем, о девичьем, — усмехнулся Николай Александрович, — есть тут у нас одна неугомонная девчонка. Студентка еще, но уже столько наработала! А ты по какому поводу о ней вспомнил?

— Да так, встречался я с ней давеча, мне на нее из парткома МВТУ жалоба пришла.

— А на что жалуются-то? Она вроде обещанное выполнила… почти, сейчас только Брянский завод уже программу выполняет, которую на всю промышленность Госплан на следующий год планировал. По пять тысяч этих транзисторов в сутки выпускает, а это только первая очередь завода.

— Да знаю я, читал ее отчеты. Это даже не первая очередь, там у нее пока лишь двадцать процентов годных идет, а. пишет, как технологию отладят, то будет годных не меньше девяноста процентов. А во Фрязино уже и совсем уже новую технологию отлаживать начали, вдобавок опытные заводы уже половину оборудования изготовили для завода, который в Бресте Машеров строить начал.

— И что? Предлагаешь под нее отдельное министерство полупроводниковой промышленности учредить? Или сразу ее министром всего Радиопрома ставить? Ну а жалобы-то о чем? И причем тут вообще партком, она же вроде пока комсомолка?

— Вот именно, пока. Ей там в парткоме предложили в партию вступить, а она наотрез отказалась. Ну я и решил…как отчеты по полупроводникам ее почитал, дай, думаю, заеду, сам с ней поговорю. И вот… поговорил, а теперь думаю: снимать ее с полупроводникового проекта или сразу из МВТУ выгонять…

— Ты, Пантелеймон Кондратьевич, не горячись. Если она со своим парткомом поругалась, то это не повод, тем более что по теме своей она и сроки ужимает, и средств уже чуть ли не четверть при этом экономит.

— Да я не об этом. Я ее спросил, почему, мол, в партию вступать отказываешься — а она говорит, что в коммунизм вообще не верит, а вступать в партию, идеи которой она принять не может, она не станет.

— Так, а чем ей наши идеи не нравятся?

— Она говорит, что… в общем, она, как человек все же образованный, понимает, что коммунистическая идея — это утопия. Говорит, что верит в социализм и все силы на его укрепление и защиту приложит, но так как у нас в стране нет социалистической партии, то она просто останется гражданкой Советского Союза. Союза советских и, главное, социалистических республик! И ведь насчет Союза тут ей вроде и возразить нечего, но все же…

— Да, за такие высказывания карать надо строго и беспощадно! — выразил свое мнение Климент Ефремович.

— И за что карать? — с легким ехидством поинтересовался Вячеслав Александрович. — За то, что гражданин социалистической республики готов все силы потратить на развитие и защиту завоеваний социализма? И ведь она действительно именно все силы тратит, мне тут Павел Анатольевич говорил, что она за год даже в кино всего два раза сходила, а так с утра и до поздней ночи на эту самую защиту вкалывает. А мне вчера из МИФИ сообщили, что по ее заказу какую-то уникальную машину сделали, такую, что они сами понять не могут, как такое получилось. А делали они ее не просто по ее поручению, а именно так, как она им велела! То есть пришла, сказала «делать так», все для работы необходимое им предоставила — и вот результат!

— Что за машину? — удивился Николай Александрович. — Если что-то для народа полезное… послезавтра же мне с речью выступать.

— Для Средмаша очень полезное, и для ракетчиков наших. И еще много для кого, так что в речи о ней пока не стоит упоминать. Тем более, что это всего лишь прототип… А ты, Пантелеймон Кондратьевич, пока ничего с ней не делай. Вот закончит она институт, тогда и подумаем: сразу ее министром назначать или подождать, пока Николай Александрович ей место не освободит…

— А что, мне это предложение нравится, — рассмеялся товарищ Булганин. — Ей еще сколько учиться, полтора года? Потом с полгодика у меня в замах походит,