Итак, Балдур Эрринорский, как он себя именовал, был занят повседневной работой – разливал в тару зелье. Тинктура Отцеля-Гаммарра – так оно называлось по-научному. В обиходе же черные колдуны именовали сию субстанцию, мерзопакостную даже для их закаленного восприятия, «соплями покойника». Применялось оно главным образом в боевой магии, а потому заказывали его не аптечными склянками, а целыми бутылями – здоровенными, винными, темного стекла, – на свету зелье портилось. Вот и теперь, к слову о Вечном мире, сразу три приморских герцогства решили пополнить свой стратегический запас под предлогом, что «на Юге неспокойно».

Где они – а где тот Юг?! Хотя не его это дело. Лишь бы платили исправно.

Балдур был преуспевающим колдуном. Он уже много лет не занимался мелкими «ярмарочными» глупостями вроде отворота-приворота или наведения порчи. Выполнял крупные заказы мелких государств, в которых не случилось собственных колдунов.

Поэтому, когда под покровом сумерек к нему явился человек в плаще и спросил о наговоре ОК'Кана, Балдур сперва даже встал в позу: не наш уровень, мы государственные заказы выполняем. Тогда человек тряхнул мошной – и Балдур вдруг понял: заказ этот – самый что ни на есть государственный.

Хотя наговор ОК'Кана вообще колдовство непростое, дело оказалось сложнее, чем он предполагал. Требовалось навести наговор не просто через заказчика на жертву, а еще через одного посредника, да так, чтобы посредник, по возможности, не пострадал. Колдун выполнил процедуру с ювелирной точностью, посредника даже не задело, наговор всей тяжестью обрушился на голову непосредственной жертвы, мальчишки-наемника, отпрыска одного из маленьких проклятых северных народов. Персона была столь незначительной, что Балдур недоумевал, почему ему отвалили этакую сумму, причем всю целиком, не дожидаясь подтверждения гибели жертвы. Последнее он, впрочем, безоговорочно гарантировал.

Поэтому, когда две недели спустя, ближе к полудню, тот, кому уже полагалось быть мертвым, предстал перед ним, возникнув в лаборатории прямо из ничего, чародей был совершенно ошарашен. Руки разжались, бутыль с «соплями» выскользнула на пол, разлетелась вдребезги. Тухлый едкий запах распространился по помещению.

– Пшли на воздух! – рявкнула жертва, и вид у нее был настолько устрашающий, что Балдур не осмелился перечить.

Он уже осознал, какой ужасный промах совершил, и понял: минуты его на этом свете сочтены. Нет, он не был склонен упрекать себя, сомневаться в собственном мастерстве. Когда смотришь на жертву даже не через вторые, а через третьи глаза, мудрено ли проглядеть что-то существенное? Тем более что первый посредник, заказчик, с жертвой абсолютно не знаком? Тут и Великий промахнется.

Но от этого, увы, не легче. Интересно, случалось ли прежде, чтобы какой-то безумец попытался навесить ОК'Кана на демона? И если да, что с ним сталось, с этим безумцем?..

Прежде чем объявиться, Хельги некоторое время разглядывал колдуна из Астрала: выяснял обстановку.

Объект его внимания был человеком средних лет, сухощавым и подтянутым, с почти военной выправкой. Он был бы красив, если бы правильное, с аристократическим носом и гордым взором лицо не было изуродовано отвратительно огромным, практически лишенным губ ртом. Колдун был одет в серую рабочую мантию с закатанными до локтей рукавами и длинный брезентовый фартук. Занимался он тем, что процеживал в бутыль вязкую жижу, воняющую так характерно, что у Хельги не оставалось сомнений: «сопли покойника»! Гадость похуже драконьего серебра или некромантии. В мире Макса подобное очень точно называют «оружием массового поражения». И почему оно до сих пор не под запретом?

Четко, будто наяву, всплыли жуткие воспоминания…

Город держал осаду двадцать дней и сдаваться не собирался.

– Шай-тан вас раздери! За что я вам плачу?! – брызгал слюной визирь Замхар. – Или берете город завтра, или…

Наемники молчали, отводили взгляды. Возьмешь его, как же! Крепостные стены десять шагов толщиной. Ворота изнутри завалены – расколотили одни и уперлись носом в мешки с песком. Из восьми осадных башен уцелели две. Катапульты заело – не иначе сработало колдовство. Запас воды, смолы, помоев, дров и стрел наверху, похоже, неиссякаем. На драконов Замхар поскупился. И что прикажете делать в данной ситуации, кроме как брать измором?

– Знаю я, что делать, – проворчал полководец Хакамух, сехалец из местных. – Грех на душу брать. И скинуться придется по-крупному.

Сказано – сделано. Тысячники по триста, сотники по пятьдесят, десятники по двадцать золотых. Меридит шипела от злости: ста пятидесяти неизвестно на что потраченных золотых им обычно хватало как раз на оплату проживания за год. Но с начальством не поспоришь, пришлось раскошеливаться.

Вечером в расположении их тысячи объявился упитанный сехалец. Прикатил на груженой арбе, запряженной аккуратным ишаком.

Хакамух вызвал к себе лучших разведчиков, да не рядовых, а в звании не ниже десятника. Требовалось под покровом темноты обойти город кругом, под самыми стенами, да не налегке, а с огромными бутылями, поливая из них землю. Кто сделает это, получит назад всю сумму и еще столько же в придачу. Добровольцы есть? Меридит, Энка и Хельги переглянулись. Предложение было заманчивым. Но что-то мерзкое было в незнакомце, смутным ощущением беды веяло от предприятия… На задание вызвались трое: два человека, десятники Руфф и Кальтарлан, и сотник Хорро, кудианин.

Вернувшись на рассвете, заляпанные желтой, воняющей тухлятиной слизью, они долго, со смехом и бранью, отмывались, переодевались в новое. Старое обмундирование пришлось выбросить из-за запаха.

День прошел как обычно в вялых, для проформы, атаках. А в сумерках незнакомец забрался на ближайший к городу холм и оттуда тонким голосом выкрикивал бессвязные заклинания.

Ночью по другую сторону городских стен творилось странное. Звенела сталь, доносились дикие вопли, вспыхивали зарева пожарищ, время от времени со стен крепости падали тела. Наутро Хакамух велел трубить атаку. Сопротивления не было. Вскарабкавшись на стены по приставным лестницам, наемники вошли в крепость.

Город был мертв.

Не впервой входили они в мертвые города. Корр-Танг после орков. Многострадальный Джайхен после сумолов. Там было страшно. Но здесь – страшнее. Потому что здесь люди убили себя сами. Кто совершил самосожжение, кто зарезался, кто повесился. Те же, которые в силу юного или преклонного возраста не были способны на самоубийство, просто умерли, застыли навеки с выражением безумного ужаса в широко распахнутых остекленевших глазах…

Вечером Кальтарлан сошел с ума. Сидел, мерно раскачиваясь из стороны в сторону, и жалобно звал кого-то из темноты. Его пристрелил сотник Хорро, чтоб не мучился. Под утро нашли самого сотника Хорро, он вонзил себе нож в живот. Десятник Руфф забрал все деньги и пропивал их до тех пор, пока спьяну не утонул в арыке.

Энка потом долго сожалела, что не отловила колдуна и не прирезала втихаря. Бывает зло, которому не место в мире…