Надо идти вперёд, молодой дон Дигвил, наследник сенорства Деррано. Вперёд, или, вернее сказать, назад. Возвращаться на юг, откуда ты только что так поспешно спасался.

Взять Мастера можно только там».

Дигвил глубоко вздохнул. Подумал о Ютайле, своей молодой жене, о крохах Десмоде и Альвейне, красивой, словно кукла, — Юта порой и возилась с малышкой, словно с куклой, сама не очень давно расставшись с игрушками.

«Прости, Ютайля, прости меня. Я старался быть хорошим мужем, но… соблазны плоти слишком сильны. Я бывал у куртизанок Симэ, не брезговал и крепкими, ядрёными дочерьми серфов. Не знаю, догадывалась ты или нет, но из моих отлучек ты всегда встречала меня нарядной, приветливой и весёлой. Бросалась на шею, рассказывала что-то смешное о детях, о няне, о той тысяче мелочей, что в обыденной жизни порой раздражает, а потом оказывается — что именно они, эти мелочи, и составляли «настоящее», о котором так тоскуешь, оказавшись на холодном ночном берегу Долье.

Прости меня, жена. Прости, если я не вернусь».

Дигвил решительно встряхнулся и пошёл отдавать распоряжения.

* * *

Осаждавшая Венти армия старого сенора Деррано не препятствовала наступавшим северянам. Дольинцы отхлынули от стен, без боя оставив варварам и укреплённый лагерь, и те припасы, что не успели в спешке вывезти из-под носа у детей Белого Дракона. Теперь стяги Деркоора стыдливо колыхались вдали — на безопасном расстоянии от окружённого замка.

— Хорошо идут, — хмуро заметил сенор втянувшему голову в плечи Байгли. — Ровно. Навсинайские големы на параде хуже ходят. Я видел.

— Их ведь перебьют, да, батюшка? — осведомился младший Деррано.

— Перебьют? Х-ха! Куда там, они сами перебьют кого угодно. Вот смотри…

На стенах замка осаждённые, похоже, разобрались, что к чему. Армия Деррано на приступы не ходила, и у бойниц оставались лишь немногие защитники. Сейчас, наверное, туда выбежали и стар и млад. Навстречу северянам полетели стрелы, варвары вскинули круглые щиты.

— Смотри, Байгли, смотри, — с неприятным выражением проговорил сенор Деррано. — Сейчас они дойдут до самого рва, потеряв едва одного-двух. Лучники на стене станут дружно мазать. Из наших полегла бы половина самое меньшее. А тут…

— Кто же их защищает, батюшка?

— Знал бы ответ, сын, давно правил бы всеми Свободными королевствами, — сухо ответил сенор.

Байгли счёл за лучшее умолкнуть.

В первых рядах у варваров широко шагал могучий воин, обнажённый до пояса и весь покрытый синеватым узором рун. От его пояса тянулась цепь — к другой фигурке, в жалком тряпье, тонкой, явно женской.

— Кого это он с собой тащит, батюшка? — дерзнул поинтересоваться младший сын.

— Ха, это у них что-то вроде жрицы. Видел я такое в прошлый раз, видел… тогда их вожак тоже с собой какую-то девчонку тянул. Дралась как бешеная, да только убили её.

— Убили? Как убили?

— Дубиной! — рявкнул старый дон. — По голове! Размозжили в кашу! Они не бессмертные, сын, просто их очень, очень нелегко убить. А девчонка, видать, не из ихних была. Не защищали её никакие силы. Вот и убили. После этого и вожак… остановился. Словно оцепенел. Словно сердце у него вынули…

Необычная словоохотливость сенора пресеклась, едва северяне, и в самом деле потеряв лишь двоих, добежали до стен и принялись устанавливать штурмовые лестницы.

Здесь им пришлось потяжелее — сверху полетели камни.

Раскалить котлы со смолой или хотя бы с кипятком осаждённые просто не успели.

— Хороши, эх, как хороши! — аж прицокнул языком сенор Деррано. — Не поленились, крюки на лестницы набили. Теперь просто так не отпихнёшь — понял, Байгли? На ус намотал?

— Намотал, батюшка, — пробормотал тот, не в силах оторваться от разворачивающейся картины штурма.

И ещё отчего-то очень, очень сильно притягивала его взгляд тонкая фигурка, скованная цепью с вожаком варваров…

* * *

За спиной Алиедоры тяжело топает дружина северян, они с известной натугой тянут за собой длинные штурмовые лестницы, земля вздрагивает, и вместе с ней вздрагивает сама Алиедора. Тянущаяся к поясу цепь кажется горячей, жжёт наклёпанное железо, немилосердно гонит вперёд, на стены. Серый камень видится сейчас иссиня-чёрным, единственное тёмное пятно на раскинувшемся снежном одеяле.

— Мы вместе, капля Его крови, — рычит кор Дарбе. — Твоя участь — она же и моя. До конца!

До конца. Да, до конца. А конец — вот он, высоченные бастионы и башни, так и не покорившиеся надменным дерранцам. За ними — избавление. От всего.

От прячущегося в облаках Дракона. От скрывающейся в бездне говорящей Тьмы. От себя самой, Алиедоры Венти, избранной — но вот только для чего?

Неошкуренные перекладины под пальцами. Кор Дарбе лезет первым, цепь натягивается, дёргает доньяту, давящий пояс почти выбивает дыхание. Справа и слева по другим лестницам карабкаются северяне, молча, выставив щиты.

Что-то свистнуло совсем рядом, на щеку дохнуло холодом. Камень? Стрела? Так ли важно, что оборвёт твою жизнь, если ей всё равно суждено оборваться?

— Ты сможешь, — зашептали в уши и темнота, и Дракон. — Ты сможешь, ты победишь, ты одолеешь.

«Кого?»

— Себя, прежде всего и только — себя. Остальное и остальные не имеют значения.

«Как это вы дружно…»

Кор Дарбе охнул, приняв грудью метко пущенный сверху булыжник. Пошатнулся, но устоял. Яростно вздёрнул Алиедору выше, к самым зубцам, где уже скрежетала столкнувшаяся сталь.

Варвары атаковали замок в одном-единственном месте. Казалось бы, осаждённым не составит труда отбить атаку — собрать всех способных носить оружие, сбить, оттолкнуть лестницы, изрубить успевших прорваться на парапеты…

Но Алиедора знала — этот бой не будет честным. Если бы варвары шли на смерть во имя своего Дракона, шли бы и умирали, принимая сталь грудью, меняя одного за одного и расплачиваясь собственной кровью — может, и была б за тобой своя правда, Белый, живущий в облаках.

Но ты простёр над ними свою длань. Ты слишком нетерпелив. Ты дал Гнили течь в их жилах, как и в моих.

И преступил закон.

Чем они заплатили за неуязвимость и невероятную удачу, заставляющую стрелы и камни лететь мимо?

«Ты изуродован. Мы изменены», — говорил Дарбе несчастному Метхли.

Изменены.

Куклы и игрушки силы, вмешавшейся открыто в дела этого мира.

Полно, Алиедора, твои ли это мысли? Что вырвало тебя из привычного бытия, в какую капсулу заключило? Твоё тело ещё карабкается по последним ступеням, а разум — разум предаётся отвлечённым умствованиям?

Серые камни у самых глаз. Стена. Зубцы. Кор Дарбе уже протискивается в бойницу.