Отметим, что помимо артиллерии «новики» имели и мощное торпедное вооружение — 9 торпедных аппаратов. Удивительно, но о них словно забыли. Раскольников о торпедном вооружении даже не вспоминает. А зря! При умелом руководстве самоходными минами можно было воспользоваться. Отметим, что дистанция 15 кабельтовых — это 2800 метров. Дальность хода торпед «Спартака» составлял от 3000 до 6000 метров. Погоня за уходящим эсминцем проходила, как мы знаем, по достаточно узкому фарватеру, среди отмелей, то есть маневр англичан быть весьма стеснен плохими навигационными условиями. Дерзкая и своевременная торпедная атака (или даже ее имитация) могла принести определенные результаты, но никто даже не попытался этого сделать. Наконец, можно было хотя бы попытаться навести на противника торпедные аппараты, уже стоя на мели, а если и повезло, то и произвести залп… Да и как вспомнить о торпедах, когда и о собственных орудиях забыли!

Честно говоря, в историю унесенной ветром карты верится с трудом. И вот почему. Возникает вопрос: откуда вообще появился на ходовом мостике штурман со своей картой? На эсминцах типа «Новик» имелась специальная штурманская выгородка, вполне защищенная и от дождя, и от ветра. Ну, ладно, допустим, неразбериха на «Спартаке» была такой сильной, что штурман вылез на ходовой мостик с картой и навигационными инструментами, чтобы продемонстрировать члену РВС свое высокое мастерство. Однако достаточно посмотреть на фотографии эсминцев типа «Новик» периода Первой мировой и Гражданской войн, чтобы увидеть — ходовые мостики кораблей были хорошо защищены от ветра брезентовыми обвесами, так что улететь карта никуда не могла. Представим, что на «Спартаке» не было и обвеса! То ли порвался, то ли украли. Но и в этом случае профессиональный штурман всегда имеет под рукой специальные свинцовые грузики, которыми карта прижимается к прокладочному столу, чтобы она не ерзала и «не сдувалась ветрами». Выходит, что и свинцовых грузиков у штурмана при себе тоже не оказалось! Просто наваждение какое–то! Возможно, что в реальности все было гораздо проще: просто стрельнули куда попало и сразу же «задробили» стрельбу. Деморализованные начальники и такая же команда были абсолютно не готовы к боевым действиям, и никакого сопротивления нагоняющим англичанам не оказывали вообще.

Допустим, что карта все же каким–то невероятным образом упорхнула за борт. Но ведь штурман и командир прекрасно знали район и прекрасно знали о наличии в нем мели. Если они заранее правили по курсу в обход песчаной банки, то почему потом вдруг оказались на ней? Кстати, нигде в источниках не указано, что вешки, которыми обвеховываются со всех сторон мели, в данном случае отсутствовали. Остается лишь предположить, что на камни Раскольников и Павлинов сели только потому, что драпали, как обычные крестьяне — срезая углы, то есть удирая от англичан по прямой линии, а не по существующему фарватеру.

А вот мнение других участников боя. Из протокола допроса бывшего командира «Спартака» Павлинова Николая Яковлевича следователем НКВД (листы №№ 72–73 от 20 августа 1940 года): «…23 декабря 1918 года я был в Петрограде вызван для разговора по прямому проводу с из Москвы с Троцким. Троцкий спросил меня, готов ли миноносец для похода, я ответил, что миноносец готов и находится в полной исправности. После этого Троцкий мне сказал, что на миноносец приедет Раскольников. Он мне сказал, что мы должны выйти в разведку с целью установления, какие корабли находятся в Ревельском порту и свободен ли порт, для чего это нужно было, я не знаю. 26 декабря утром мы пришли на Ревельский рейд. Рейд был чистый, т.к. английские корабли стояли в Петровской гавани, и их было не видно. Мы вошли вглубь рейда, предварительно сделав несколько выстрелов по острову Вульф (ныне остров Аэгна. — В.Ш.), с целью обнаружения там береговых батарей. Через некоторое время мы обнаружили дым английских кораблей, которые стали выходить из гавани, после чего мы развернулись и пошли обратно. Когда мы уже прошли Вульф, английские корабли стали с нами сближаться и открыли по нам огонь. Миноносец „Спартак“ в это время уже полного хода не имел, так как в одну из его машин попала каким–то образом вода, и она полной мощности не давала. Подходя к банке Девельсей, миноносец „Спартак“ зацепил кормовой частью за край банки и повредил себе винты, после чего мы двигаться не могли. Англичане стали нас после этого окружать веером, и в это время кто–то из команды поднял белый флаг — я лично такого приказания не давал. Английские корабли подошли к миноносцу „Спартак“, английские матросы перешли на наш миноносец, а часть команды перевели на свои корабли, после чего взяли миноносец на буксир и повели в Ревель. Я все это время оставался на мостике корабля. Перед тем как англичане заняли миноносец, Раскольников переоделся в матросскую робу. По приходе в гавань меня спросили: где Раскольников и попросили его показать… Откуда англичане об этом узнали мне неизвестно, но я им ответил, что я ничего им про Раскольникова не скажу, и пусть они его сами ищут. Тогда англичане стали проверять документы команды. У Раскольникова были документы одного матроса, который в поход не пошел. Этот матрос по документам значился по национальности эстонцем и когда Раскольникову задали несколько вопросов на эстонском языке, то он на них не ответил и таким образом был опознан, после чего его от команды отделили и отправили, кажется, на флагманский английский корабль».

Из протокола допроса Стельмаха Павла Кононовича (бывшего старшего офицера эсминца «Спартак») следователем НКВД (лист № 17 от 5 марта 1941 года): «…Во время похода 26 декабря 1918 года, подойдя и обстреляв остров Вульф, и не обнаружив противника, мы вышли по направлению на Таллинский рейд, где через некоторое время обнаружили дым английских военных кораблей, которые стали поспешно сниматься с якоря и выходить на сближение. Мы развернулись и пошли обратно в Кронштадт на соединение с остальными судами эскадры. Англичане сразу открыли артиллерийский огонь, мы начали отвечать, во время боя, который продолжался около часа, „Спартак“ на ходу 32 узла наскочил на подводный камень (риф) Ревельштейн и, получив поломку двух винтов и одного вала, по инерции сошел с мели, но дальше в результате аварии идти своим ходом не мог. Английские корабли, продолжая стрельбу и окружение, приблизились к „Спартаку“ и, сделав холостой залп — салют, выслали с флагманского корабля вельбот с английским офицером, который обнаружил командный состав „Спартака“ и доставил командиров „Спартака“ на флагманский корабль „Кэредок“. Миноносец „Спартак“ на буксире английских кораблей был доставлен в Таллинскую гавань, команда корабля была взята в плен. До апреля 1919 года я занимался ремонтом „Спартака“, затем был мобилизован в Северо—Западную армию».

Воспоминания командира и старшего офицера «Спартака» существенно отличаются от воспоминаний Раскольникова. Если член РВС говорит о посадке на мель, то Павлинов и Стельмах упоминают только о касании отмели. А это, как известно, совершенно разные вещи. Но главное не в этом. Удивительно, но оба ни словом не упоминают ни унесенную ветром карту, ни раненого порученца Раскольникова, ни безымянного нервного рулевого. Почему? Да потому, что всего этого, скорее всего, просто не было!

Из всего сказанного следует только один вывод: Раскольников вполне преднамеренно сдал врагу новейший боевой корабль, даже не попытавшись сопротивляться. Налицо преступление перед и государством, и революцией, за которое по законам военного времени, как и по законам революции, существовала лишь одна мера наказания — смертная казнь.