Тяжелое зрелище предстало здесь нашим глазам. В непосредственной близости от нас стоял миноносец „Автроил“ со сбитой набок стеньгой. Он был уже захвачен англичанами, но на нем еще развевался красный флаг. Английская эскадра обошла „Автроил“ с тыла и, отрезав от кронштадтской базы, погнала на запад, в открытое море. Английское командование приказало вывести нас на прогулку в момент капитуляции „Автроила“ для того, чтобы уязвить наше революционное самолюбие. Я намеренно прекратил прогулку и вернулся в трюм, в нашу общую камеру, где помещалось 20 пленных. Остальные моряки из команды „Спартака“ были размещены по другим кораблям. Комсостав увезли на берег».

У нас есть уникальная возможность сопоставить отношение к трагедии с двумя эсминцами бывших российских морских офицеров, причем как тех, кто остался служить большевикам, так и тех, кто перешел под знамена Белого движения.

Вот как виделась история с пленением двух новейших эсминцев бывшими офицерами, находящимися на командных должностях в Красном Балтийском флоте. Из воспоминаний Г. Четверухина «Сполохи воспоминаний»: «3 декабря наморси[1] республики В. Альтфатер сообщил наморси Балтики С. Зарубаеву, что, по данным Наркоминдела, английская эскадра находится в Виндаве, ввиду чего приказал усилить разведку в море. По мнению Зарубаева, наиболее продуктивной являлась бы воздушная разведка, но от нее пришлось отказаться из–за отсутствия бензина, поэтому для разведки пришлось использовать только подводные лодки.

В конце ноября в район Ревеля выходила подводная лодка „Тур“, а в двадцатых числах декабря — „Пантера“, но английских кораблей не обнаружили. Однако в штабе на основании агентурных сведений считали, что английская эскадра еще 12 декабря вошла в Финский залив. В этих условиях возникла идея проведения набеговой операции на Ревель, исходящая якобы от председателя Реввоенсовета Республики Л. Троцкого.

В адмиралтействе замелькали фигуры прибывших из Москвы Альтфатера и Раскольникова. 24 декабря у наморси Зарубаева состоялось совещание, на котором был рассмотрен план операции. Присутствовали: наморси Альтфатер, член Реввоенсовета Республики Раскольников, член Реввоенсовбалта Пенкайтис, начальник штаба флота Вейс, начальник оперативной части штаба флота Блинов. Докладывал Альтфатер. Осуществление набеговой операции возлагалось на отряд кораблей особого назначения под командованием Раскольникова в составе линейного корабля „Андрей Первозванный“, крейсера „Олег“ и двух эсминцев — „Спартак“ и „Автроил“. Согласно плану эсминцы должны были выйти на Ревельский рейд, обстрелять гавань и выяснить, находятся ли там английские суда. В случае обнаружения превосходящих сил противника им следовало отходить к острову Гогланд под защиту артиллерии „Олега“ и затем всем вместе — к Шепелеву маяку под защиту „Андрея Первозванного“. План операции Зарубаевым и его штабом был принят, о чем сообщили в Главный морской штаб для доклада председателю Реввоенсовета Республики. Но операция оказалась плохо подготовленной и закончилась неудачей. Два эсминца — „Спартак“ и „Автроил“ — были захвачены англичанами. Раскольников попал в плен и был отправлен в Англию, а многие из пленных матросов были расстреляны белоэстонцами.

Для выяснения причин неудачного исхода операции и общего состояния флота была создана Особая комиссия под председательством Нацаренуса, в которую входили начальник Морского генерального штаба Беренс и ряд ответственных лиц аппарата Реввоенсовета Республики.

Комиссия сделала следующие выводы. Предпосылкой для неудачи операции явилось общее неблагополучное состояние флота после продолжительной „спячки“, вызванной условиями Брестского договора. Оно выражалось в плохом техническом состоянии судов, в острой нехватке топлива, в недобросовестном отношении некоторой части командного состава к своим обязанностям, в отсутствии у команд выучки, во вмешательстве судовых комитетов в распоряжения командования. Сам план набеговой операции был недостаточно глубоко разработан. В дальнейшем этот план операции был в значительной мере ухудшен действиями начальника отряда Раскольникова, который, узнав, что у „Автроила“ обнаружены неполадки в машине, доложил Зарубаеву о необходимости отсрочки выполнения операции, а затем самовольно изменил решение и вышел в море, подняв свой вымпел на „Спартаке“.

Утром 26 декабря при входе на Ревельский рейд „Спартак“ встретил отряд английских кораблей, состоявший из крейсеров и эсминцев, и, отстреливаясь, стал отходить, значительно уступая им в скорости хода, наскочил на мель и был захвачен англичанами. Такая же участь постигла и „Автроил“. Командование крейсера „Олег“ и линейного корабля „Андрей Первозванный“ не знало об изменении ситуации. Они ждали от эсминцев, как это было условлено ранее, тревожного радио, но его не получили и оставались пассивными.

Зарубаев тяжело переживал неудачу и общее неблагополучное положение дел на флоте, что вызвало резкое ухудшение его здоровья. 16 января во время заседания от нервного переутомления и общей слабости, вызванных недоеданием, с ним случился глубокий обморок, потребовавший значительного времени, чтобы привести его в чувство. В этот же день он подал рапорт, что по состоянию своего здоровья просит освободить его от обязанностей наморен. 18 января его просьба была удовлетворена. Он был прикомандирован к Морскому отделу Реввоенсовета Республики с увольнением в 2–месячный отпуск. Затем он был переведен в распоряжение Реввоенсовбалта и назначен начальником морских учебных заведений.

Январским вечером я и Н. Раленбек, как бывшие полтавцы, решили навестить своего командира, к которому питали глубокое уважение. Сергей Валерьянович принял нас в своем большом холодном кабинете в накинутом на плечи флотском пальто, худой, бледный, с запавшими глазами, вышел навстречу из–за письменного стола, подчеркивая этим, что он уже не наморен. Мы высказали свое сожаление о его отставке и пожелали скорейшего восстановления здоровья. Поблагодарив нас за добрые пожелания, он, когда мы все расселись в креслах, после небольшой паузы стал нервно говорить о том, что наболело и накопилось у него в душе. Лейтмотивом в его высказывании звучала тревога о неблагополучном состоянии дисциплины в судовых командах, без которой не может быть флота, о пороках „комитетчины“, об отсутствии контроля за исполнением принятых решений, порождающем безответственность.

Под конец своего монолога он сказал, что не может простить себе того, что у него не хватило силы воли отказаться от злосчастной набеговой операции.

По мере того, как он говорил, чувствовалось, что у него спадало внутреннее напряжение и тем самым как бы происходил процесс самоочищения. Когда он закончил свой монолог, мы перевели разговор на другие темы, с тем чтобы отвлечь его от мрачных мыслей.

Вместо С. Зарубаева в конце января начальником Морских сил и членом Реввоенсовета Балтийского флота был назначен бывший контр–адмирал А. Зеленой, до этого являвшийся начальником Учебного отряда и школ Балтийского флота. Членами Реввоенсовбалта стали А. Баранов, комиссар военно–морских учебных заведений, и В. Зоф, активный партийный работник, член РКП (б) с 1913 г., а в начале февраля начальником штаба Балтийского флота стал А. Домбровский, до этого начальник 1–й бригады линкоров. Вот этим людям и предстояло руководить флотом в суровые дни 1919 года».