– Сделаем все возможное и невозможное, – сухо заверил заведующий реанимацией, – тем более, что больной самой Раисы Ивановны, а она просто так не сдается, и нам, стало быть, не позволит расслабиться.

– Вам-то уж точно не дам, – улыбнулась Мещерякова, не отрывая своего взгляда от подпеченочного пространства, где она в тот момент оперировала, – поэтому уже можете дать команду, чтоб готовили самую лучшую койку в реанимации. Я через полчаса заканчиваю оперировать.

Весь день хирургическое сообщество областной больницы гудело, словно растревоженный улей. Все только и говорили об утренней операции, о необычном больном и блестящем мастерстве хирурга Мещеряковой.

Петр Петрович был горд за своего учителя. Гордился ей, а в душе завидовал: так быстро и красиво прооперировать на таком тонком и нежном органе, как гепатикохоледох, дано не каждому опытному хирургу. А ей 75 лет, и она выполнила прекрасно операцию и без очков! Меньше, чем за час справилась со сложнейшим вмешательством. И как выполнила. Да, все же права Раиса Ивановна в том, что такие операции нужно делать днем и силами свежих, выспавшихся хирургов. И не только свежих, но и опытных, – добавил он от себя.

Вот пошел бы Игорь Сергеевич, ответственный хирург, в пять утра оперировать, и что получилось бы? Конечно, он по-своему видавший виды хирург, больше десяти лет стажа, вполне грамотный и начитанный специалист: второй год уже ходит ответственным хирургом. Но до Мещеряковой ему еще, ой, как далеко. И вряд ли когда станет таким хирургом, как она. Мещерякова она одна такая, теперь таких хирургов не готовят. Раиса Ивановна – штучный экземпляр. И вряд ли больного Огородникова лучше нее кто-либо прооперировал бы. Очень хорошо, что все так удачно сложилось.

Существует, конечно, вероятность послеоперационных осложнений. Тот же панкреонекроз, будь он не ладен. Но можно быть вполне уверенным, что Раиса Ивановна сделает все, что от нее зависит, а возможно и больше, чтоб поставить этого самого Диму Огородникова на ноги…

К сожалению, осложнения у Димы возникли. Воспалившаяся поджелудочная железа, несмотря на самое тщательное подобранное лечение, все же сильно подвела. Обидно, но в остальном все прошло более-менее недурно. Прооперированный ею орган восстановился. Раиса Ивановна успела убрать поставленные в гепатикохоледох и под печень трубки. Желчь беспрепятственно оттекала из печени, куда ей и положено: в двенадцатиперстную кишку.

Многие радовались победе, но Мещерякова хмурилась и не торопилась радоваться вместе со всеми. Интуиция не подвела опытного хирурга. На двенадцатый день после операции у Димы через верхний угол срединной раны стал отделяться кал. К этому времени швы успели снять, но в том месте сохранялось вроде бы незначительное покраснение, и Раиса Ивановна оставила марлевую наклейку, закрывающую уже, по сути, послеоперационный рубец.

Первым забил тревогу дежуривший в ту ночь небезызвестный Игорь Сергеевич. Уже почти под самый занавес его ночного дежурства палатная медсестра пригласила его к переведенному из реанимации на отделение пациенту Огородникову. Тот пожаловался на какие-то неприятные выделения из живота и мокрую повязку на послеоперационном рубце. Игорь Сергеевич пригляделся и сразу понял, что там за «выделения». Поменяв пропитанную калом наклейку на чистую, он тут же позвонил на мобильный телефон Раисе Сергеевне. Хотя та и так через полчаса должна была появиться на отделении. Но хотелось, чтоб лечащий врач узнала плохую новость еще до своего прихода на работу. А то потом станет выговаривать: почему промолчал, не предупредил?

– Ничего сам не предпринимай, скоро буду! – коротко бросила она и отключилась. По шуму утренней улицы Игорь Сергеевич догадался, что Мещерякова уже в пути.

– Надо срочно оперировать, – с умным видом произнес Вадим Анатольевич Бубнов на утреннем консилиуме, устроенном по поводу больного Огородникова.

Вадим Анатольевич в настоящее время исполнял обязанности заведующего хирургическим отделением вместо ушедшего на две недели в отпуск Петра Петровича. Надо сказать, что в отличие от Петра Петровича, Вадим Анатольевич едва выносил Раису Ивановну. Сам он у нее мастерству не учился, так как приехал в областную больницу из Москвы уже готовым специалистом. По слухам, он чего-то там такое в столице натворил и теперь прибыл на периферию отсидеться, переждать. Иначе чем объяснить тот факт, что кандидат медицинских наук, хирург высшей категории, хороший оператор и диагност, да к тому же имеющий собственную квартиру в Москве, прикатил именно сюда? В душу ему никто не лез, но по нему было видно, что парень он не простой. Да к тому же его какой-то важный дядя сидел в местном облздраве, который и пристроил его сюда. Хоть и периферия, но просто так с улицы в областную больницу не каждый хирург попадет.

На первых порах, придя на отделение, он играл роль простого малого, души любой компании, этакий бесшабашный весельчак и рубаха-парень, но Раиса Ивановна его как-то быстро раскусила. Доподлинно неизвестно, что она ему там конкретно наговорила, только после разговора с Мещеряковой Вадим Анатольевич как-то сразу потускнел, сдулся и старался лишний раз с Раисой Ивановной не пресекаться и не оставаться с ней надолго наедине. Хирургом Бубнов оказался довольно грамотный и рукастым. Поэтому на время отпуска настоящего заведующего его стали ставить исполняющим его обязанности. Так как Раиса Ивановна в силу своего возраста уже не соглашалась. Ведь уступив когда-то свое кресло Петру Петровичу, она многие годы замещала его в периоды отсутствия того на отделении. Теперь эту почетную обязанность стал выполнять доктор Бубнов.

– Я считаю, надо немедленно подавать Огородникова в операционную, – с едва скрываемой радостью вещал Вадим Анатольевич.

– Простите, а какие показания к немедленной операции? – ровным, спокойным голосом поинтересовалась Мещерякова.

– А то, что у него в рану, простите, – тут он сделал небольшую паузу, подбирая слово помягче, – фекалии в рану лезут, это вам не показание?

Раиса Ивановна давно заметила, что Бубнов к ней не совсем ровно дышит. После того как она однажды поставила московского выскочку на место, тот не только холодно-вежливо здоровался, но и тщательно отслеживал судьбу оперированных ею больных. И всякий раз, когда очередной пациент – крестник Мещеряковой покидал стены больницы на своих ногах, морщился, словно от зубной боли. За все время, что он работал в областной больнице, у нее не было не то что летального исхода, а даже мало-мальского осложнения. А ведь большинство самых тяжелых больных вела именно хирург Мещерякова. И тут такая небывалая удача: у оперированного ею больного в рану фекалии лезут, и он формально ее начальник.

– Нет, не показания, – прищурилась Раиса Ивановна, глядя на ходившего взад-вперед по ординаторской исполняющего обязанности заведующего хирургическим отделением.

– Странно, – он остановился напротив продавленного, покрытого синим вышарканным дерматином дивана, где сидела Мещерякова, – как такой опытный, – он сделал упор на этом слове, – как вы, хирург, не понимаете, что раз у больного в рану лезет м-м-м-м, лезут фекалии, то его нужно срочно, я подчеркиваю – срочно, брать на повторную операцию.