«Эммитсборо», – решила она. Если уж она не совсем бестолковая, то сможет пройти по дороге около двух миль. Она доберется до города, или, если повезет, до ближайшего дома, откуда позвонит Рою и признается, что была глупа, неумела и безответственна. В данный момент такое признание казалось предпочтительней ночи в автомобиле.

Лайза сунула ключи в карман брюк, схватила сумочку и двинулась в путь.

В ее намерения вовсе не входило провести вечер подобным образом. Она представляла себе, как подъедет к дому Роя на добрых двенадцать часов раньше, чем он ждал ее. Она хотела сделать ему сюрприз, а потом открыть привезенную с собой бутылку шампанского.

Ведь не каждый день могла она похвастаться тем, что ей досталась партия Дульсинеи в «Дон-Кихоте», который ставили в ее труппе. Хотя она относилась к женщинам, умеющим заводить друзей и поддерживающим эту дружбу, больше всего ей хотелось поделиться новостью именно со своим братом.

Она легко представила себе, как засветится его лицо, когда она сообщит ему это, как он засмеется, схватит ее в охапку и начнет кружить. Это было заслугой ее матери, упорно, день за днем, водившей ее на занятия танцем. Но именно Рой понял ее тягу к танцу, поддерживал и верил в нее.

В кустах что-то зашелестело. Будучи с головы до пят городской жительницей, Лайза вздрогнула, завизжала и затем выругалась. «Где же было, в конце концов, уличное освещение», – подумала она и вдвойне порадовалась тому, что сжимала в руке фонарь.

Чтобы утешить себя, она стала рисовать в уме, насколько все могло бы быть хуже. Мог бы лить дождь. Могло быть холодно. Вдруг заухала сова, заставив ее ускорить шаг. На нее могла бы напасть банда сексуальных маньяков. Она могла бы сломать ногу. При мысли об этом она поежилась. Сломанная нога была гораздо хуже банды насильников.

Через неделю у нее должны были начаться репетиции. Лайза представила, как она раскрывает кружевной черный веер, грациозно вращаясь и делая дюжину фуэте.

Она уже видела в своем воображении свет сцены, слышала музыку, ощущала чудо. В ее жизни не было ничего, ничего важнее танца. Шестнадцать лет она ждала, трудилась, молила судьбу дать ей шанс доказать, что она может быть танцовщией-солисткой.

«Теперь она добилась этого», – подумалось ей, и обхватив себя руками, она сделала три пируэта посреди темной дороги. Это действительно стоило каждой судороги, каждой капельки пота и каждой ее слезы.

Она продолжала улыбаться, когда увидела автомобиль, появившийся за поворотом дороги и направляющийся в лес. Первой ее мыслью было: «спасена». Может быть там окажется симпатичный, толковый мужчина – она терпеть не могла пользоваться своим женским обаянием, но теперь было не до подобных рассуждений – который смог бы починить ее машину.

Но на краю дороги она остановилась, удивляясь, зачем машина углублялась в кусты, полускрывшись из вида. Она сделала несколько неуверенных шагов вперед и спросила:– Эй! Есть там кто-нибудь? – Взглянула на дорогу, этот бесконечный темный туннель, и сделала еще один шаг, осторожно обходя овраг. – Эй! Не могли бы вы мне помочь? – Она светила себе под ноги фонарем, опасаясь подвернуть ногу, и стала спускаться по пологому откосу. – Здесь есть кто-нибудь? – Услышав шорох кустарника, она посмотрела вверх. – Моя машина, – начала было она и запнулась.

Казалось, они возникли из деревьев. Две смутные фигуры в черном. Без лиц, без четких очертаний. Ее охватил страх, инстинктивный и острый. Луч света, который она направила на них, задрожал. Она шагнула назад, повернулась, чтобы бежать, но те двигались стремительно.

Она закричала от боли и ужаса, когда ее грубо схватили и дернули за волосы. Чья-то рука обхватила ее за талию и подняла вверх. В ее мозгу пронесся черный кошмар насилия, преследующий каждую женщину. Она лягнула изо всех сил своими длинными ногами, но они лишь попали в пустоту. Отбиваясь руками и ногами, она ударила фонарем по чьей-то голове. Раздалось ворчанье, ругань и хватка ослабла. Вырываясь на свободу, она почувствовала, как рвут на части ее блузку.

Что-то ударило ее по лицу, отчего она зашаталась, а зрение помутилось. Затем она бежала уже вслепую. Она понимала, что рыдает. Каждый вздох обжигал ей горло. Она попыталась остановить рыдания, соображая в своем паническом состоянии, что те могут ее услышать и поймать.

Она поняла, что углубилась в лес и потеряла всякую ориентацию. Упавшие стволы деревьев превратились в ловушки, буйная листва в преграды. Она была кроликом, быстрым, но обезумевшим от страха, за которым гналась безжалостная свора гончих. Полная дикого ужаса, она мчалась вперед. Ее сердце так громко билось, что она даже не слышала торопливых шагов своих преследователей.

Он схватил ее резким движением, сильно ударив ее коленом о камень. Она услышала хруст кости. Ее нога вывернулась, когда ее с такой силой бросили на землю. Боль пронзила все ее существо. Ее собственные зубы вонзились в губы, и она почувствовала на них вкус своей крови.

Он что-то распевал. «О, Боже», – вот все, что пронеслось у нее в голове. Он распевал. И она чувствовала запах крови.

По мере того, как он ее тащил, она стала различать и другие звуки. Шум тел, пробирающихся через кусты. Крики. Звуки приближались. Но ее похититель не окликал тех людей. Она могла видеть его глаза, одни лишь его глаза. И она знала, что ей предстоит бороться за свою жизнь.

Он решил, что запугал ее. Она это поняла. Она в самом деле ощущала запах собственного страха. Когда он попытался разорвать на ней одежду, она крепко впилась ногтями в его руку. Она сопротивлялась зубами, ногтями, каждой клеточкой своего тела.

Но он схватил ее руками за горло. «Он рычит, как зверь», – смутно подумалось ей. Она задыхалась, лицо ее серело, и силы покидали ее. Подошвы ее спортивных туфель бились о грязь.

Она не могла дышать – просто не могла дышать. Ее глаза расширились и стали вылезать из орбит, когда он улыбнулся ей сверху вниз. Ее вялые, болтающиеся, как тряпки руки, скользнули вниз вдоль его груботканого балахона и опустились на ковер из листьев.

Это была почти смерть. Она умирала, и ее руки хватали сухие листья.

Ее ищущие пальцы наткнулись на камень. Ее сердце и легкие готовы были разорваться, когда она подняла его и изо всех сил ударила им его по затылку. Раздалось рычанье, и его пальцы ослабли. Еще с трудом вдыхая первый глоток воздуха, она ударила его снова.

Задыхаясь, она выбралась из под него. Она никогда не испытывала такой ужасной боли, и ее единственным желанием было лечь и рыдать, пока боль не утихнет. Но она слышала голоса, крики, топот бегущих ног. Страх наполнил ее всю, заставив подняться. Она закусила губу, когда ее нога согнулась, и резкая боль от этого движения пронзила все ее внутренности. Хромая, они побежала через лес, зная, что другие преследователи были совсем близко.

Клер почувствовала себя лучше. «Просто невероятно, насколько лучше», – подумала она. Она почти напевала, возвращаясь на машине от Кэма. Она не представляла себе, что сидение на свежем воздухе, разглядывание звезд и просто болтовня ни о чем может так успокоить расшатанные нервы. Она сожалела, что не смогла остаться у него, забраться в постель рядом с ним, чтобы заняться любовью или просто поболтать перед сном.