А вообще-то Щукина назвать азартным трудно, ибо он человек предельно сдержанный, не увлекающийся. Иногда он жалел, что у него именно такой, а не другой характер, кто знает, может, будь он иным, жизнь сложилась бы иначе. Вот, соседка-бабулька, убирающая у него в квартире, имеет скверную манеру высказывать свое мнение о нем ему же, причем не скупится в выражениях. Одно из ее определений – ты, Архипушка, гниешь без семьи и без детей, в старости воды стакан никто не подаст. Щукину сразу вспоминался анекдот: все советовали мужику жениться, завести детей, так как в старости никто воды не подаст; и вот он умирает в кругу семьи, а… воды-то не хочется! Жужжание бабки его нисколько не задевало – привык, поменять ее на другую уборщицу и лень, и неудобно, она неплохая помощница, к тому же живет на одной площадке и заботится о нем почти по-родственному. И уклад менять он не собирался, ему комфортно и без семьи. Если бы и в работе дела шли с неизменным успехом, то Щукина можно было бы считать вполне счастливым человеком.

– А вот еще, – сказала Наташа. – Игнат Петрович Ветла. Родился в тридцать первом году, бывший узник концлагеря, работал… с сорок шестого по… семьдесят восьмой год на том же участке, что и Денис Огарев.

– Достаточно, – сказал Щукин. – Если от него не добьемся сведений, то будем дальше искать коллег Огаревых. Вадик, поехали, время приемлемое, наш визит не вызовет у Игната Петровича отрицательных эмоций.

– Можно мне с вами? – поднялась со стула Наташа. – Я город хорошо знаю, короткую дорогу покажу.

– Ты будешь у нас живой картой? – распушил перья Вадик, девушка-то симпатичная. – Как, Архип Лукич, берем?

– Поехали, – согласился тот.

Игната Петровича они нашли в полном расцвете старости – едва живой, худой и немощный старик почти не вставал с постели. Щукин, все же надеясь на его светлый разум, спросил:

– Вы братьев Огаревых помните?

– А? Кого? – громко переспросил дед.

Ко всем прочим признакам старости у старика проблемы со слухом! По нескольку раз приходилось повторять вопросы, на которые получали однозначные ответы. Щукину вовсе не это нужно, а чтобы свободно лился рассказ, с подробностями и деталями, известными только очевидцу. С трудом выяснили, что Огаревых он помнит, его с ними привезли из Германии, потом работали вместе. Вести диалог в таком духе было бесполезно, пришлось попрощаться со стариком.

Спускаясь по лестнице, Вадик заметил:

– А наш дедушка Никита Огарев на год старше Игната Петровича.

– На что намекаешь? – осведомился Щукин, хотя фраза Вадима и без дополнений была понятна. – В моем подъезде на первом этаже жил дед, который в девяносто четыре года бегал как жеребец. И не просто бегал, а носил с рынка полные сумки килограммов по десять, к тому же нос совал везде, сплетничал, за что его не любили соседи. Жил бы он и сейчас, если бы в восемьдесят лет не женился, обманув бабку, что ему семьдесят. Как только бабка узнала, сколько лет ему на самом деле, пришла в неописуемую ярость и пилила его на протяжении пятнадцати лет, пока не уложила в гроб.

– Архип Лукич, у вас одна тема: нельзя жениться, в гроб ляжешь раньше времени, – проворчал Вадик.

Наташа рассмеялась.

– Я как раз не намекал на скорую смерть от семейных уз, – невозмутимо возразил Щукин. – Моя речь сводится к истине: нет одного клише на всех. Один человек в пятьдесят развалина, другой в семьдесят полон неистраченных сил. Мне кажется, в преклонном возрасте становится главным работа над собой, нельзя давать себе покоя, надо жить с интересом. В противном случае старость поедает сначала душу, потом тело.

– Как ни старайся, сто пятьдесят лет жить не будешь, – сострил Вадик.

– Опять меня не понял, – вздохнул Щукин. – Дело не в том, сколько проживешь, а как. Не стать обузой ни себе, ни людям в старости, для этого надо потрудиться.

– Убедили. Ну, и куда теперь?

– Мы приглашаем Наташу в ресторан на ужин, а завтра…

Кузьма Семенович Лопаткин строгал во дворе плоскую доску, бережно, но уверенно проводя по ней рубанком. Сухощавый, крепкий на вид старик с роскошными седыми усами, по данным – ровесник Никиты Огарева, прошел тот же путь.

– Вот тебе еще один представитель старости, – тихо сказал Вадику Щукин. Затем, обращаясь к старику, громко спросил: – Извините, не скажете, как нам увидеть Кузьму Семеновича Лопаткина?

– А на что он вам? – не отрываясь от работы, отозвался дед.

– Мы хотели задать ему несколько вопросов.

– Ну, а как не захочет он ваших вопросов? – поднял на Щукина светло-голубые незаинтересованные глаза старик.

– Значит, будем ждать, когда захочет, – видя, что дед морочит голову, строго сказал Вадик. – Мы из областной прокуратуры.

– Откуда?! – выпрямился тот. – Из прокуратуры?! А чего вам от меня надо?

– А, так вы и есть Кузьма Семенович? – подловил его Щукин.

– Вроде того, – неохотно сознался дед. – Проходите, раз прибыли издалека. Галка! Катька! Стулья!

Через минуту из дома вылетели две женщины – постарше и помоложе, – принесли стулья. Дед сел на табуретку, закурил, щурясь на незваных гостей.

– Вы должны знать Огаревых, – начал Щукин. – Никиту и Дениса.

– Знал, – кивнул несловоохотливый старик.

– Кузьма Семенович, расскажите о них, – попросил Щукин.

– А чего вас эти ребята интересуют?

Архип Лукич про себя усмехнулся – для деда Лопаткина Огаревы – ребята, а лет им, если живы, примерно столько же, за семьдесят. Забавный старикан, но вспоминать прошлое не настроен. Прямо на его вопрос не ответишь, старик сразу же закроется, а соврать для дела – не грех.

– Мы… – на ходу придумывал ложь Щукин, – мы работаем над реабилитацией бывших «исправников»…

– Вы из КГБ? – насторожился тот.

– Нет, мы из прокуратуры. Удостоверение показать? – Архип Лукич живо достал из внутреннего кармана удостоверение, раскрыл и протянул Кузьме Семеновичу. – Да вы, наверное, без очков не видите…

– Отчего ж? У меня зрение хорошее, – взял тот удостоверение и, внимательно читая, забормотал под нос: – И зубы у меня почти все целые, двух только не хватает. И по врачам я, слава богу, не бегаю… Значит, следователь. А почему занимаешься не своим делом? Это ж КГБ присуждает, кого реабилитировать…

– Во-первых, КГБ давно не существует, сейчас ФСБ…

– Один хрен, – перебил дед. – Ну, ладно, попусту не будем болтать. Что вам рассказать?

– Все о Никите и Денисе. Как вы познакомились, какими они были людьми, как работали, чем интересовались, где сейчас…

– Ого! – потирая усы, хмыкнул дед. – Не многовато?

– Мы с удовольствием послушаем, – заверил Вадик.

– Галка! Катька! – снова зычно бросил клич Кузьма Семенович. Прибежала та, что постарше, и он представил ее: – Дочка моя Галина. Младшая. Старшая во Львове оперу поет. Принеси угощенье, гости все ж пожаловали. Самогон в прокуратуре уважают?