Семеркет говорил, сознавая причудливые движения царицы — она то с отсутствующим видом проводила пальцем по своей брови, то играла с кисточкой золотого пояса. И даже когда Тийя лениво расправляла плечи, чиновник сознавал, как внимательно она слушает. Она нахмурилась, издавая тихие стоны ужаса при мысли о том, что гробницы ее предков были разграблены, и о том, как близок был Семеркет к гибели от рук убийц. Когда дознаватель сделал паузу в рассказе, она задала ему несколько быстрых вопросов, продемонстрировав свою глубокую проницательность и понимание ситуации.

«Кенамун, должно быть, хорошо проинформировал ее», — подумал Семеркет.

Потом он рассказал, что Ханро теперь томится в тюрьме строителей гробниц, обвиненная в супружеской неверности, поскольку помогла ему.

— Это еще одна из причин, по которым я сюда пришел, — заключил Семеркет, — чтобы спасти ее из тюрьмы. Тогда она сможет дать показания против своих соседей.

Царица улыбнулась:

— Ты влюбился в нее?

— Она — жена другого, госпожа, — ответил Семеркет, опустив глаза.

Тийя взяла его за подбородок, чтобы заглянуть ему в лицо.

— Семеркет, ты должен знать: бесполезно пытаться что- либо от меня скрыть.

Чиновнику внезапно стало стыдно, хотя он сам не знал, почему.

— Она — первая женщина после моей жены, которая заставила меня… что-то чувствовать, — нерешительно ответил он. — Если это любовь…

Царица радостно засмеялась.

— Ты ответил, как мужчина. Почему ваш пол никогда не может правдиво говорить о своих чувствах?

— Разве это важно — что я чувствую? — спросил он слегка нетерпеливо. — Она в опасности. И нищие придут сегодня ночью, чтобы забрать сокровище из Великого Места! Нельзя терять времени, великая госпожа!

Звук далеких рогов пронесся по маленькой комнате. Лицо Тийи изменилось, став на мгновение жестким и решительным. Служанка — а может, одна из младших жен — прокралась на балкон, чтобы прошептать что-то ей на ухо. Царица покачала головой, но ничего не сказала.

— Мне сообщили, что фараон закончил свое совещание, — сказала она Кенамуну и Семеркету. — Этим утром мой сын Пентаура организует охоту на уток на северных болотах. Я сделаю так, что ты к нам присоединишься, Семеркет.

Чиновник пришел в ужас. На такое легкомыслие просто не было времени!

— Ваше величество…

Она подняла выкрашенную хной ладонь.

— Есть причина, по которой я прошу тебя пойти, — негромко проговорила Тийя. — В эти дни красная и белые короны тяжелы для головы фараона. Еще один такой удар, и… — Она трагически вздохнула, подразумевая, что фараон слишком слаб, чтобы вынести подобные вести.

Семеркет ответил, не задумываясь:

— Поскольку наследный царевич объявлен соправителем, я уверен, теперь станет легче…

Тийя заметно вздрогнула, ее карие глаза расширились, рот сложился в такую гримасу, что стали видны острые зубы. Она схватила Семеркета за руку, и ногти ее пробороздили красные полумесяцы на его коже.

— Кто тебе такое сказал? Где ты услышал такую ложь? Отвечай, болван! Никто еще не назван соправителем. И уж меньше всего этот…

Кенамун встал со стула и громко откашлялся.

Тийя посмотрела на писца и немедленно захлопнула рот. Она снова легла на кушетку, глубоко дыша. Успокоившись, царица печально посмотрела в глаза Семеркета.

— Фараону не нужен соправитель. Он — могучий бык, парящий сокол.

Традиционные слова звучали плоско и безжизненно в ее устах. Семеркет ничего не сказал. Полумесяцы, которые она пробороздила у него на руке, начали сочиться густой кровью. Тийя притворилась, что увлеченно разглядывает узоры своей накидки.

— Я всего лишь пожилая женщина, — проговорила она, — и слишком защищаю своего мужа, наверное. Но я помогу тебе, Семеркет, несмотря на твои жестокие слова.

Внезапно царица стала деятельно обсуждать планы и детали охоты на уток, как будто ничего не случилось. Она сказала, что Семеркет разделит с ней ее прогулочную барку, а настроение фараона наверняка улучшится после того, как он сделает несколько удачных выстрелов.

— Тогда я попрошу у него эскорт, который отправится с тобой в деревню. Я должна найти идеальный момент, чтобы задать ему вопрос. Но ты должен хранить молчание, потому что я — единственная, кто знает, как с ним обращаться.

Внезапно, как по мановению волшебной палочки, гарем сделался средоточием бурной активности. Из своих комнат появились, зевая, младшие жены, повсюду сновали стражи-евнухи.

Тийя быстро дала Семеркету указания насчет того, когда он должен появиться на храмовой пристани. Министерский писец останется с ним и никому не разрешит к нему приблизиться. Он все время будет рядом с Семеркетом, — подчеркнула царица. Кто знает, какие опасности поджидают дознавателя? Разве его однажды уже не пытались убить?

Низко поклонившись, Семеркет оставил царицу у зарешеченного окна.

Когда он вышел в дверь, смотревшую на каменный мост, Кенамун поспешил за ним со словами:

— Необыкновенная женщина, великая жена, верно?

Семеркет молча посмотрел на него. Всю дорогу через каменный мост он чувствовал жжение там, где ногти Тийи впились в его руку.

* * *

В это самое время во многих фурлонгах оттуда служанка Кеея стояла перед мусорной ямой, держа корзину с отходами. То был мусор обычного фиванского дома — кости, оставшиеся за неделю от трапез, рыбьи головы, одежда, слишком изношенная, чтобы найти ей дальнейшее применение. Служанка поискала кремень и растопку из пальмовых волокон. Утро было в разгаре, и ее госпожа отправилась в храм Сехмет, чтобы навестить своего дядю, старшего жреца.

«Меритра в эти дни зачастила в храм дяди», — подумала Кеея. А когда госпожа возвращалась, она была раздражительной и замкнутой, часто запирала слуг в маленьком погребе, где они втроем ночевали. Сидя в темноте рядом с мешками пахнущего плесенью зерна и кувшинами перебродившего пива, слуги слышали, как Меритра ходит наверху, иногда — кругами. Порой госпожа напевала про себя, и Кеея подозревала, что ее госпожой начинает овладевать демон.

Кремень был в маленькой нише в кирпичной стене. Потянувшись за ним, служанка почувствовала, как одна из плит шевельнулась под ее ногами. Плита эта слегка приподнималась над другими.

Кеея слегка подумала и нагнулась, чтобы вернуть плиту на место. Но та все еще болталась, как будто что-то мешало ей лечь, как следует. Девушка подняла плиту и оглядела то, что было спрятано в дыре под ней. И едва-едва сумела сдержать крик, который рвался с ее губ.

Она быстро вернула плиту на место.

Когда госпожа вернулась домой, служанка ничего не сказала, ожидая, пока Ненри вернется на обед. Как только писец, нагруженный свитками, устало открыл ворота, Кеея подошла к нему.