Эйдриан сообразил, что тоже не хочет свободы. Он рассчитывал, что София примет решение, которое сам он не хотел принимать. Выбор сделан не им, и никто не считал бы его ответственным за принятое решение. Его совесть оказалась бы чиста, а политическое будущее безоблачно.

Хокинз протолкнулся к нему.

— Ну и дела. Ты возил ее по избирательным округам в мае. Объясни, в чем дело.

— Похоже, теперь дела будут обстоять иначе.

— Тебе легко говорить. Стоктон — надежный городок, голосует единогласно. Я в чертовски трудном положении. Если я поддержу законопроект, то потеряю свое место.

— Тогда голосуй против.

— Не знаю, смогу ли. Она умыла руки и оставила решение за мной. Оно меняет дело, не так ли?

Действительно так, черт побери!

— Есть другие избирательные округа, — возразил Эйдриан.

— Не для тори, примкнувшего к оппозиции, и не для вига, у которого все друзья среди тори.

Эйдриан согласился. Надежный городок или нет, но члены парламента такой политической окраски не имеют большого влияния. Она поставила всех их в чертовски трудное положение. Особенно Эйдриана Берчарда.

Все плотно столпились вокруг нее. Он подошел и вступил в разговор:

— Джентльмены, ясно, что герцогиня приняла решение. Я могу предположить, что мы найдем себе применение где-нибудь в другом месте.

Покинув гостиную первым, он не ушел. Проинструктировав Чарлза, чтобы тот отправил его карету на площадь, он проскользнул вверх по лестнице.

Его появление в личных покоях герцогини привело животных в неописуемое возбуждение. Он не имел сегодня желания играть с ними. Приласкав их, он отправил собак, Камиллу и Принни в клетки.

Герцогиня появилась через полчаса. Войдя в комнату, она застала Эйдриана, который ходил взад-вперед, сосредоточенно о чем-то думая.

— Судя по выражению твоего лица, мы не упадем друг другу в объятия, — проговорила она. — Никогда не думала, что у тебя может быть такая злющая физиономия.

— Черт побери, не могу разобраться, что меня больше разозлило: то, что меня вызвали сюда как слугу, или то, что меня освободили от рабства?

— Тебя не вызывали. Других — да, но не тебя. Если бы ты не упрямился, то узнал бы обо всем три дня назад. И о моем решении прекратить выставлять кандидатов, и об остальном.

— Остальное пусть подождет. Того, что ты сделала, вполне достаточно.

— Судя по твоему настроению, мне придется ждать вечно. — Она подошла к креслу и расправила юбки, чтобы сесть. — Почему ты не приходил?

— Почему ты переехала сюда?

— Пришло время… Я могла бы объяснить, если бы ты пришел в первый же вечер.

— Я не мог появиться без твоего приглашения. Ты знаешь.

— Ничего подобного.

— София, ты отправилась в Марли по определенной причине. Мы оба знаем причину. И знаем о ее значении.

— Я ничего не знала наперед. Если бы знала, то могла бы не ездить.

— Но ты поехала. Ведь я прав? Теперь ты настоящая герцогиня Эвердон. Ты сделала собственный выбор. Ты должна выйти замуж, и поскорее.

Ресницы ее дрогнули, и она опустила глаза. После продолжительной паузы она кивнула.

Вот оно что. Все кончено. Кончено… Тяжелый камень лег на его душу.

Подняв глаза, София посмотрела прямо на него. Она совсем не выглядела опечаленной, что задело его. Он давно пришел к заключению, что она не любит его, но не предполагал ее покорного согласия в отношении замужества.

— Не надо винить меня, София. Я предвидел, что все когда-то кончится. Поэтому и не приходил, все ясно без слов. Тайком пробираться через сад, чтобы испытать унижение… нет, это не для меня.

— И ты меня не вини за то, что я такая.

— Винить? Как я могу винить тебя? — воскликнул Эйдриан. — Я люблю тебя такой, какая ты есть. Беглянка или герцогиня, испуганная или сильная. Но честно говоря, я в ярости от того, что ты полностью разрушила мою жизнь.

— Ты сейчас говоришь о голосовании, а не о нас.

— И о том, и о другом. Извини, если я не могу продемонстрировать такую же невозмутимость, как ты.

— Так нечестно, Эйдриан! Ты неправильно истолковал мое настроение и мои чувства, но не думаю, что сегодня ты в состоянии выслушать меня. Что до моего решения, я не понимаю, каким образом я тебя подвела? Ты волен голосовать против законопроекта, как и хотел.

Прикусив губу, он отвернулся.

Зашуршали юбки. Она осторожно подошла к нему, остановилась позади и глубоко вздохнула:

— Ох…

— Вот именно, ох.

— Ты никогда не требовал…

— Как я мог? Стоило мне завести разговор на подобную тему, и ты бы восприняла его как мое желание повлиять на твое решение. Использовать тебя. Да и ты не искала обсуждений и советов. Я никогда не думал, что ты решишь не решать, как ты сказала. Или что ты намерена пустить по ветру будущее двенадцати мужчин.

— Я так не думала, пока не оказалась в Марли. Тогда я четко поняла, что мне нужно делать. Я считаю неправильным распоряжаться местами в парламенте. У людей и так мало голосов, чтобы я украла у них еще двенадцать. Пожалуйста, постарайся понять.

Он повернулся и увидел ее лицо тревожно нахмуренным. Герцогская невозмутимость на нем исчезла. Она выглядела серьезной и озабоченной. И удивительно красивой. Его герцогиня. Его София.

— Я понимаю… дорогая. И черт меня побери, не хочу видеть ничего другого, кроме тебя.

Подняв ее лицо за подбородок, он поцеловал ее. Он намеревался сделать поцелуй легким и кратким, маленьким прощальным жестом. Но жар ее губ пленил его, бальзамом растекаясь по телу. Он медлил, и печаль, которая долгие дни владела им, оставила его.

Эйдриан отступил на шаг.

— Ты должна меня извинить. Завтра мне предстоит выступить с речью, и мне нужно продумать, что говорить.

— Выступи против реформы, Эйдриан. Даже если сейчас ты думаешь по-другому, уже ничего не изменить. Законопроект пройдет независимо от того, как ты поступишь.

— Все не так просто. Последняя команда моего патрона состоит в том, чтобы голосовать по совести. Самое время сделать такой шаг.

Он поцеловал ей руку и пошел к двери.

— Мне сейчас нужно знать только одно, — произнес Эйдриан, взявшись за ручку двери. — Обещай, что ты выбрала не Стидолфа.

— Скорее я покончу с собой, — отвечала София. Эйдриан вздохнул и стал спускаться по лестнице.

— Пожалуйста, потом приходи ко мне. После выступления. Мне хотелось бы рассказать тебе о Марли, о том, что там произошло, — прокричала она ему вдогонку.

Он не мог обещать, что придет. Поцелуй наводил его на мысль, что он не осмелится.