А Вик тем временем думал о том, что сидит с самой привлекательной женщиной во всем самолете, включая стюардесс. Робин поразила его, появившись на пороге своего домика, одетая так, как он ее еще не видел: в дорогом костюме-двойке, плаще в тон костюма — нежного оливкового цвета, который выгодно подчеркивал ее медные кудри и оттенял серо-зеленые глаза.

— Вы потрясающе выглядите, — неожиданно для себя выпалил Вик.

Робин улыбнулась, подавила зевок и ответила:

— Спасибо. Решила постараться, чтобы соответствовать.

Чему соответствовать? Остальные пассажиры самолета прекрасно знали это про себя. Они, как и Вик, были бизнесменами, многие летели на ту же выставку, и он видел их оценивающие взгляды, которые они бросали на Робин, проходя на посадку. Она — его любовница, содержанка, куколка, птичка, ягодка, пристроенная секретаршей, и она летит во Франкфурт за счет фирмы. Получить такую работу — большое счастье. Везучая! Немцы, скорее всего, подумают то же самое.

— Как мне представить вас немцам? — спросил Вик. — Я больше не могу нести эту околесицу про Теневой Резерв каждый раз, когда знакомлю вас с кем-нибудь. К тому же сомневаюсь, что они поймут, о чем я говорю.

— Я сама представлюсь, — успокоила его Робин. — Я говорю по-немецки.

— Да вы что?! Не может быть!

— Ja, bestimmt. Ich habe seit vier jahren in der Schule die Deutsche Sprache studiert.

— Что это значит?

— Да, говорю. Я четыре года учила немецкий в школе.

Вик изумленно уставился на Робин.

— Вот бы и мне так, — мечтательно произнес он. — Guten Tag и Auf Wiedersehen — мой предел в немецком.

— Тогда я буду вашим переводчиком.

— Они все как один говорят по-английски… Между прочим, — оживился Вик, пораженный внезапной мыслью, — будет очень кстати, если вы не покажете, что знаете немецкий, когда мы встретимся с людьми из «Альтенхофера».

— Почему?

— До этого я вел дела с фирмой «Краутс». Иногда в процессе разговора они обмениваются репликами по-немецки. Мне бы хотелось знать, что они говорят.

— Хорошо, — кивнула Робин, — но как тогда вы объясните им мое присутствие?

— Я скажу, что вы мой личный ассистент, — решил Вик.

Из «Альтенхофера» в аэропорт прислали машину, чтобы встретить Вика и Робин. Шофер стоял у выхода и держал табличку с надписью «м-р Уилкокс».

— Гм… Это они нас обрабатывают, — сказал Вик, увидев шофера.

— Насколько выгодна для них эта сделка? — спросила Робин.

— Я рассчитываю купить станок за сто пятьдесят тысяч фунтов. Guten Tag, — обратился он к шоферу. — Ich bin Herr Wilcox.

— Сюда пожалуйста, сэр, — пригласил тот, забирая у них вещи.

— Вот видите! Что я говорил? — шепнул Вик. — Даже простой шофер говорит по-английски лучше, чем я.

Когда Вик сказал название отеля, шофер одобрительно кивнул. Отель находился на окраине, потому что там, где Вик обычно останавливался, не получилось заказать еще один номер — для Робин.

— Но в этом будет вполне удобно, — оправдывался Вик. — Он достаточно дорогой.

Это оказался самый шикарный из отелей, в каких Робин когда-либо бывала в качестве гостя, хоть обстановка и напоминала скорее эксклюзивный загородный клуб: натуральное дерево с отделкой из кирпича, все что душе угодно для отдыха и спортивных занятий: красивый салон, гимнастический зал, сауна, игровой зал и бассейн.

— Schwimmbad! — воскликнула Робин, увидев табличку. — Знала бы — взяла бы купальник.

— Купите, — предложил Вик. — Вон там есть магазин.

— Что, для одного раза?

— Почему бы и нет? Вы ведь потом будете им пользоваться.

Пока Вик регистрировался, Робин зашла в спортивный магазинчик на другом конце вестибюля и пересмотрела ряды самых разных бикини и цельных купальников. Чем дешевле они были, тем больше нравились Робин.

— Слишком дорого, — сказала она, вернувшись к стойке портье.

— Позвольте мне купить его для вас, — предложил Вик.

— Нет, спасибо. Я хочу посмотреть свой номер. Могу поспорить, он огромный.

Так и оказалось. В номере была монументального вида кровать, огромный письменный стол, кофейный столик со стеклянной столешницей, телевизор, мини-бар и целая система шкафов, в которой нехитрый багаж Робин выглядел потерянным. Робин пощипала виноград из вазы с фруктами на кофейном столике — реверанс администрации отеля. Потом включила радио на панели возле кровати, и комнату наполнила музыка Шуберта. Робин нажала соседнюю кнопку, и тюлевые занавески сами собой раздвинулись, открыв ее взору совершенно кинематографический пейзаж — живописные лужайки и искусственное озеро. В ванной, сияющей в ярком освещении, оказалось целых две раковины, отделанных чем-то похожим на мрамор. А еще здесь висело столько полотенец, что Робин не смогла придумать предназначение всех. На двери она обнаружила два банных халата в полиэтиленовых чехлах. Здесь тоже звучал Шуберт — из отдельного динамика. И это был единственный звук во всем номере: двойные рамы, мягкие ковры и тяжелая деревянная дверь глушили все звуки внешнего мира. Две недели жизни здесь, подумала Робин, и я бы дописала «Домашних ангелов и несчастных женщин».

Шофер ждал у входа, готовый отвезти их в центр города. Сидя на заднем сиденье быстроходного тихого «мерседеса», Робин была поражена ярким контрастом между улицами Франкфурта и улочками бедного старого Раммиджа. Все здесь было чистым, опрятным, свежевыкрашенным и ярко блестящим. В сточных канавах не валялись пакеты из-под чипсов, картонные коробки из-под жареной курицы, смятые банки из-под пива, прозрачные упаковки гамбургеров или треснувшие одноразовые стаканчики. Мостовые и тротуары, казалось, только что заасфальтировали. Коммерческие здания отличала холеность и изысканность архитектуры.

— Им ведь пришлось после войны восстанавливать все из руин, — сказал Вик, когда Робин обмолвилась о своих впечатлениях. — Мы здорово разбомбили Франкфурт.

— Центр Раммиджа тоже здорово разорен, — напомнила Робин.

— Но бомбежки здесь ни при чем.

— Да, это дело рук его создателей. Но они так ничего и не восстановили.

— Нет средств. Говорят, что мы выиграли войну и проиграли мир.

— Как это?

Вик некоторое время обдумывал ответ.

— Мы были слишком жадными и ленивыми, — сказал он. — В пятидесятые и шестидесятые годы, когда у нас было что продать, мы продолжали использовать устаревшее оборудование и платили профсоюзам, сколько бы те ни запросили. А «Краутс» тем временем финансировал новые технологии и добивался разумной платы по трудовым соглашениям. А когда настали тяжелые времена, ему уже не нужно было столько платить. Они считают, что у них сейчас экономический спад. Посмотрели бы, что у нас.