– Сестра Урания умерла! – воскликнула Иеруша и рас плакалась.

– Да, это так, – вынужден был признать Эбнер. – Но с то бой этого не произойдет, Иеруша. – В тот момент он впервые назвал супругу по имени.

Она попыталась о чем-то спросить его, но Эбнер резко схватил её за запястья и заглянул в её большие карие глаза:

– Ты не умрешь, Иеруша, я клянусь Богом, что не дам тебе умереть!

Произнеся это, он отпустил её ладони и бессильно опустился на сундук, закрыв голову руками. Через несколько секунд, поборов свой стыд, он сказал то, что считал необходимым:

– Господь оберегает нас самым таинственным и непостижимым образом, Иеруша, и хотя мысли мои могут показаться в чем-то ужасными, тем не менее, то, что я скажу – сущая правда. Господь не просто так вынудил меня присутствовать при смерти сестры Урании. Таким образом, он напомнил мне, что бы я подготовился к тому, что скоро настанет и тебе очередь ро жать. Теперь я знаю, что и как нужно делать. И я знаю даже, как следовало поступить брату Аврааму. Иеруша, теперь я действительно подготовлен, и поэтому ты не умрешь. – Он вскочил на ноги и, что есть силы, выкрикнул: Ты… не… умрешь!

В тот момент больше всего на свете ему хотелось заключить свою жену в объятия и осыпать её поцелуями, дикими поцелуями, при этом чуть ли не подвывая от избытка эмоций, как поступают животные на лугу, там, на далекой ферме. Но он не знал, как это делается, и поэтому вся его любовь выразилась в этом кратком, но весьма искреннем утверждении: "Ты не умрешь". И с тех пор, наверное, ни одна женщина на самом отдаленном острове в последние дни беременности не чувство вала себя такой уверенной, вспоминая об этом милом сердцу утверждении своего супруга.

* * *

Но если Эбнер, таким образом, обрел в своем миссионерском домике настоящую духовную победу, то в травяном дворце Маламы его поджидало полное поражение. Когда он явился к Алии Нуи для того, чтобы преподать ей очередной урок, то обнаружил, что Келоло никуда не переехал, а продолжает, как и ранее, жить вместе со своей супругой.

– Какая гнусность! – тут же вскипел Эбнер.

Двое влюбленных гигантов, которым уже перевалило за сорок, в недоумении вслушивались в слова миссионера, пытаясь понять, почему Господь так ненавидит браки между близкими родственниками, но когда красноречие Эбнера иссякло, Малама спокойно объяснила ему:

– Я уже выстроила для Келоло дом, он находится за пределами моей территории. Это очень хороший дом, но он не хочет жить там в одиночестве. Тут она расплакалась и добавила: – Он пытался жить один, и целых две ночи спал в том доме, пока тебя, Макуа Хейл, не было в Лахайне. Мне это не понравилось самой, и на третью ночь я вышла к его дому и позвала: "Келоло, иди туда, где твой дом". Тогда он пришел. Поэтому винить его не стоит, Макуа Хейл, я все сделала сама, я и буду отвечать.

– Вам никогда не стать членом нашей церкви, Малама, – предупредил Эбнер. – А когда вы умрете, вы будете вечно гореть в огне.

– Расскажи мне ещё раз об адском огне, Макуа Хейл, – попросила Малама. Ей было очень важно знать, чем все-таки она рискует. И когда Эбнер повторил свой жуткий рассказ о душах, осужденных вечно мучиться в огне, Малама задрожала и стала задавать более детальные вопросы, в то время как из глаз её текли огромные слезы.

– И ты уверен, что король Камехамеха тоже находится в этом огне?

– Абсолютно уверен.

– Макуа Хейл, однажды, когда в Лахайне останавливался католический корабль, со мной разговаривал о Боге один человек. А католики тоже горят в этом огне?

– Они вечно будут гореть, – уверенно произнес Эбнер.

– А ещё этот человек с корабля рассказывал мне, что в Индии живут такие люди, которые вообще ничего не слышали о твоем Боге.

– Малама, не называй Господа "моим" Богом. Он просто Бог, и при этом Бог единственный.

– Но когда эти люди из Индии умрут, они все тоже попадут в огонь?

– Да.

– Значит, единственные, кто не горят в этом огне, это люди, которые присоединились к твоей церкви?

– Да.

Малама победно повернулась к Келоло и, ликуя, произнесла:

– Теперь ты понимаешь, насколько страшен этот огонь. Если ты не уберешь ту каменную площадку, которую выстроил для старых богов, ты тоже можешь попасть в тот огонь и гореть в нем вечно.

– Ничего подобного! – заупрямился Келоло. – Мои боги позаботятся обо мне. Они не допустят того, чтобы я горел в огне, потому что они заберут меня в свой рай. И там я буду жить рядом с водой жизни, которая принадлежит Кейну.

– Какой глупый мужчина! – с грустью констатировала Малама. – Он будет гореть в огне, но не хочет признаваться в этом.

– Но, Малама, – заметил Эбнер, – если вы будете продолжать жить с Келоло в грехе, вам самим тоже предстоит гореть в этом вечном огне.

– Нет-нет, – поправила его Малама. – Я верю в Бога, и очень люблю Иисуса Христа. Я вовсе не собираюсь жить в том ужасном огне. Я буду держать Келоло рядом с собой, пока не по чувствую себя плохо. Мы договорились о том, что прежде, чем я умру, я отошлю его подальше от себя, и тогда буду спасена.

И вот тогда Эбнер решился воспользоваться своим козырем. Выставив в сторону женщины указательный палец, он смело заглянул ей в глаза и предупредил:

– Но только ваш священник может решить, достойны ли вы того, чтобы присоединиться к церкви. Об этом вы почему-то забыли.

Малама задумалась, внимательно разглядывая своего мучителя. Он был на целый фут ниже её, почти вдвое моложе и весил, наверное, на две трети меньше самой Маламы. Однако, она начала довольно осторожно:

– Значит, ты будешь судить о том, насколько хорошей женщиной я была все это время?

– Да, именно я, – согласно кивнул Эбнер.

– И если я не была достаточно…

– Тогда вас ни за что не примут в церковь.

Ещё некоторое время Малама размышляла над этим безвыходным положением, переводя взгляд с Эбнера на Келоло, а затем быстро ответила:

– Может быть, в то время тебя уже с нами не будет, Макуа Хейл. Может быть, нам пришлют другого священника?

– Нет, я останусь на своем месте, – так же упрямо настаивал на своем преподобный Хейл.

Малама ещё раз проанализировала столь мрачное будущее, безнадежно вздохнула и неожиданно резко сменила тему разговора:

– Скажи мне, Макуа Хейл, что я должна сделать, чтобы стать хорошей Алии Нуи для своего народа?

И Эбнер приступил к той самой работе, которая потом так сильно повлияла на судьбу Гавайских островов. Поначалу на беседы Эбнера приходили только Малама и Келоло, но потом стали появляться и менее знатные алии, а когда на острова приезжал король Лихолихо со своей матерью-регентом, они тоже с удовольствием участвовали в дискуссиях с Эбнером, задавали ему всевозможные вопросы, обсуждали различные проблемы, где-то спорили, а в чем-то сразу же соглашались.