Наклонившись к другу, Симна настойчиво зашептал:

– Я много чего повидал, братец, и, основываясь на собственном опыте, советую тебе немедленно прекратить разговоры на эту тему.

– Почему? – невинно поинтересовался Эхомба. – Это же мыслящие люди, граждане Мыслящих Королевств. Людей, которые думают, вопросы не смущают. – Повысив голос, он спросил: – Не так ли?

– Конечно, дружище, конечно! – воскликнул селянин, сидевший за столом напротив пастуха. – Вера не заменяет мышления. Она его дополняет. – Широко ухмыльнувшись, он добавил: – Мы думаем о том, во что мы верим.

– И верим в то, что думаем. – Женщина, уже довольно много выпившая, провозгласив этот догмат, захихикала. Ее приятель тоже расхохотался, и снова веселье за столом стало всеобщим.

Эхомба начал говорить что-то еще, но на этот раз Симна перебил его сразу:

– Эй, братец, если тебя не беспокоит собственное благополучие, то по крайней мере подумай о моем, ладно? Надо перевести беседу на что-нибудь безопасное.

– Я… ну да ладно. – Увидев обеспокоенное лицо северянина, Эхомба решил воздержаться от вопросов, вертевшихся у него на языке. Пока. Он сосредоточился на содержимом глиняной кружки, которую перед ним поставили.

Около задней двери кто-то держал речь, взобравшись на стул. Эхомба назвал бы мужчину распорядителем постоялого двора. Не хозяином – хозяином должен быть муж той женщины, которую они встретили в самом начале. Говорившего выделяли выступающий животик и тщательно приглаженные усы, закрывавшие значительную часть его толстого лица. Лесорубом он явно не был.

– Друзья, гости! Вы видели это и раньше, рассматривали и удивлялись, и сегодня вечером мы еще раз покажем это вам, чтобы наш праздник был веселее, а единство нашей общины еще больше крепло. – Осторожно повернувшись на слегка качающемся стуле, мужчина величественно взмахнул рукой в направлении задней двери. Она была очень широкой и высокой, с необычным полукруглым проемом. Присутствующие замерли в ожидании. По взаимному безмолвному соглашению сразу стихли все разговоры.

– Представляю вам, – провозгласил управляющий, – ночной кошмар!

Из толпы послышались радостные вопли и гиканье, дикий рев, сотрясший стены корчмы. Благодаря своему раннему приходу Эхомба и его спутники сидели на таких местах, где ничто не загораживало сводчатую дверь. Теперь она широко распахнулась, и все в молчании уставились на нее.

Невзирая на то что клетка легко катилась на широких колесах, потребовались совместные усилия четырех крепких мужчин, чтобы втянуть и втолкнуть ее в корчму. Спицы и ступицы колес, да и сама клетка были украшены мистическими знаками и загадочными фигурами. Даже прутья и массивный замок были изготовлены из дерева, любовно отполированного, чтобы оттенить прекрасную темную текстуру. Несмотря на высоту двустворчатой двери, верх клетки едва протиснули через сводчатый проем двадцати футов высоты.

В клетке, схватившись за два прута, стояло десятифутовое нечто.

Оно было огромным и высоким, и Эхомба прикинул, что его вес должен равняться трем крупным мужчинам. Сказать точнее было трудно, поскольку существо полностью покрывали длинные густые пряди темно-серых с черными полосами волос. Череп был скорее человеческий, нежели обезьяний, а черные глаза, глядевшие из-под низких, толстых, выступающих бровей, сверкали яростью. Нос не отличался приплюснутостью, как у обезьян, но и не так выступал, как человеческий. Сквозь мельтешащие, жестикулирующие руки собравшихся в таверне людей пастух разглядел у существа по пять пальцев на ладонях и ступнях.

Значит, это не обезьяна, хотя и не член человеческого семейства. Что-то среднее или ответвление, неизвестное народу наумкибов. Чем больше оно ревело и трясло прутья клетки толщиной с дерево, тем больше толпа глумилась и орала.

Выкрикнув что-то неразборчивое и, видимо, непристойное, кто-то из присутствующих вскочил и кинул в клетку остатки теплого мясного пирога. Пролетев сквозь прутья, кусок попал кошмару чуть выше правого глаза. Вздрогнув, существо повернулось и заревело на обидчика. Это вызвало взрыв хохота, и отовсюду полетели объедки: пироги, полуобглоданные кости, куски мяса, овощи, надкушенные булочки, жирные от масла… Поначалу существо не обращало внимания на летящую в него пищу и продолжало рычать на своих мучителей. Но постепенно его вой и стоны смолкли. Осыпаемое со всех сторон едой и насмешками, оно наконец отступило к середине клетки. Там, сгорбившись, село и больше не пробовало отбиваться от съедобных снарядов и лишь пыталось не обращать на них внимания.

– Заставьте его встать и снова помычать! – крикнул кто-то.

– Взять длинную палку да пихнуть его! – предложил другой.

В конце концов толпе это надоело. Судя по всему, они уже не в первый раз веселились таким способом. Отвернувшись от клетки с ее одиноким несчастным пленником, селяне вновь принялись угощаться, обмениваться шутками и сплетнями, словно не произошло ничего необычного. Симна и Накер с большей легкостью, нежели Эхомба, вернулись к непринужденному дружелюбному общению с гражданами Незербре.

– Вот это зверюга! – Северянин отломил большой кусок свежего хлеба. – Где это вы его поймали?

Женщина, сидевшая напротив него за столом, ответила. Не потому, что вопрос был обращен именно к ней, а потому, что у всех мужчин, сидящих поблизости, рты были набиты едой.

– Его взяли в лесу далеко отсюда, где Хрутарский хребет начинает подниматься к небесам. – Она изящно отпила из своей кружки. – Вблизи нижнего склона горы Сказе. Понадобилось две группы мужчин, чтобы стащить его вниз на веревках, и три, чтобы привезти на санях в Незербре.

– Нелегкий подвиг. – Эхомба, как всегда, говорил совершенно спокойно. – А что оно делало?

Женщина моргнула, посмотрев на него бойкими глазками, но в ее голосе зазвучало непонимание.

– Делало?

– Когда его поймали. На кого оно нападало или угрожало?

Плотный мужчина, сидевший рядом с ней, прочистил горло и ответил:

– Оно ни на кого не нападало и никому не угрожало, дружище. Уж я-то знаю: я был там. – Он гордо ухмыльнулся. – Я был одним из дровосеков, которые его приволокли. Какая силища! Тварь дралась с нами, как безумная. Дикая, нечистая зверюга.

Эхомба подумал:

– Но ведь в лесу наверняка полно животных. Зачем же забирать этого оттуда, где оно жило, и волочь сюда, в Незербре?

– Потому что оно не полезное, – встрял в разговор другой мужчина. – Вапити или там кролик, птицы и грызуны – они все полезные, все съедобные. – Куском свинины он показал в направлении безмолвной клетки. – Достаточно только посмотреть на эту штуку, и сразу ясно: есть его нельзя.

Пастух понимающе кивнул:

– Тогда зачем же беспокоиться и тащить его в такую даль?

Несколько едоков обменялись недоуменными взглядами.

– Как зачем? Потому что его присутствие оскверняло наш лес! – заявила другая женщина. Ее объяснение было одобрено гулом сидящих поблизости.