— Но где сумеют изготовить необходимый нам предмет?

— В мастерской реставратора армиллярных сфер! Лучшие сферы делали в Антверпене, и кое-кто в Париже сумеет вывести нас на нужного человека.

— Расскажем Айвори? — спросила Кейра.

— Безусловно. Не стоит забывать и о типе, сопровождавшем нас во дворец, он может оказаться крайне полезным, учитывая, что я не знаю ни слова по-голландски!

Я убедил Кейру, она позвонила Айвори и заявила, что мы хотим поделиться с ним важным открытием. Старый профессор уже лежал в постели, но согласился принять нас у себя в номере.

Я изложил свои соображения, и дурное настроение Айвори как рукой сняло. Он отсоветовал звонить моему знакомому антиквару из квартала Марэ. Время поджимало, невидимый противник в самом скором времени сделает ответный ход, так что будет правильней отправиться в Антверпен: передвижения обеспечат нам бо́льшую безопасность. Старик позвонил секретарю Вакерса, нимало не озаботясь поздним временем, и попросил найти мастера, способного отреставрировать старинный астрономический прибор. Тот пообещал немедленно начать поиски и позвонить утром.

— Не хочу быть нескромной, но у этого типа есть фамилия или хотя бы имя? — поинтересовалась Кейра. — Если завтра мы снова с ним увидимся, я предпочитаю знать, как к нему обращаться.

— Удовлетворитесь пока что именем Вим. Через несколько дней он, возможно, будет зваться Амстердамом, и тогда мы больше не сможем рассчитывать на его помощь.

На следующее утро мы встретились с Вимом. Он был в том же костюме и том же галстуке, что накануне. Мы сели выпить кофе, и он сообщил, что ехать в Антверпен не понадобится: в Амстердаме находится часовая мастерская, чей владелец будто бы является прямым потомком Эразма Хабермеля.

— Кто такой этот Эразм Хабермель? — поинтересовалась Кейра.

— Знаменитый мастер шестнадцатого века, создатель научных приборов, — объяснил ей Айвори.

— Откуда вам это известно? — удивился я.

— Я профессор, если не забыли, так что уж извините за эрудированность…

— Как чудесно, что вы сами об этом заговорили, — вмешалась Кейра. — Мы с Эдриеном часто задавали себе вопрос: в какой именно области науки вы сделали научную карьеру?

— Рад, что моя карьера так интересует вас обоих, но скажите, чем вы предпочитаете заняться — найти реставратора старинных астрономических приборов или изучать мое жизнеописание? Ладно… Так что там с Эразмом Хабермслем? Поскольку Эдриена так удивила моя эрудированность, дадим ему слово, послушаем, как он сам выучил урок!

— Инструменты и приборы, изготовленные в мастерских Хабермеля, остаются непревзойденными по качеству исполнения и красоте, — продолжил я, испепелив Айвори взглядом. — Если не ошибаюсь, единственная приписываемая ему армиллярная сфера находится в Париже, она часть коллекции Национального собрания. Хабермель тесно общался с крупнейшими астрономами своего времени, Тихо Браге[20]и его ассистентом Иоганном Кеплером[21], а также с великим часовщиком Йостом Бюрги[22]. Кажется, он работал с Гуалтерусом Арсениусом, чья мастерская находилась в Лёвене. В 1580 году, когда случилась великая эпидемия чумы, они вместе бежали из города. Стилистическое сходство между инструментами Хабермеля и Арсениуса столь очевидно, что…

— Отлично, студент Эдриен, прекрасный доклад, — сухим тоном произнес Айвори, — но мы собрались не для того, чтобы вы демонстрировали нам глубину своих знаний. Нам важна связь между Хабермелем и Арсепиусом. Итак, с помощью Вима я выяснил. что одни из его прямых потомков живет в Амстердаме, и предлагаю — если, вы, конечно, не против! — закончить урок и нанести ему визит. Идите за пальто, встречаемся в холле через десять минут!

Мы с Кейрой отправились в свой номер. В лифте она спросила:

— Откуда ты столько знаешь о Хабермеле?

— Вызубрил книгу, которую купил у букиниста в Мара.

— Когда?

— В тот день, когда ты так изящно бросила меня, чтобы провести вечер со своим драгоценным Максом, припоминаешь? Я остался один в гостинице, один в постели и читал всю ночь!

Мы приехали на такси на улочку старого города. В глубине тупика находился часовой магазин… Над мастерской возвышался большой световой фонарь. Со двора мы могли видеть склонившегося над верстаком старика чинившего каминные часы. Механизм, который он с крайней тщательностью собирал, состоял из несчетного числа крошечных деталей, разложенных в строго определенном порядке. Мы толкнули дверь и вошли под звон колокольчика. Хозяин поднял голову он был в удивительных очках, придававших ему вид диковинного животного.

— Чем могу служить? — спросил он.

Вим объяснил, что нам необходимо изготовить недостающую деталь старинного прибора.

— Какого рода деталь? — поинтересовался старый мастер, снимая очки.

— Обод, латунный или медный, — пояснил я.

Он повернулся ко мне и спросил по-английски, с немецким акцептом:

— Какого диаметра?

— С абсолютной точностью сказать не могу.

— А показать нуждающийся в починке инструмент можете?

Кейра шагнула к верстаку, и он воскликнул, всплеснув руками:

— Да не сюда, несчастная, вы все мне спутаете! Идите к столу. — Он кивком показал на стоявший в центре мастерской стол.

Я впервые в жизни видел так много астрономических инструментов. Мой антиквар из Марэ побледнел бы от зависти. Астролябии, сферы, теодолиты, секстанты ждали на стеллажах, когда мастер вернет им молодость.

Кейра положила на стол три фрагмента, соединила их имеете и отступила назад.

— Какой странный инструмент… Каково его назначение?

— Это своего рода астролябия, — встрял я.

— Такого цвета и из этого материала? Никогда не видел ничего подобного. Напоминает оникс, но точно не оникс. Кто изготовил эту вещь?

— Мы не знаем.

— Вы странные клиенты: не знаете, кто сделал вашу вещь, не знаете, из чего она сделана и даже назначения ее не знаете, но хотите починить… Как можно починить нечто, не зная, как оно функционирует?

— Мы хотим вернуть на место недостающую деталь, — пояснила Кейра. — Если вглядеться повнимательней, можно заметить паз на ребре каждого фрагмента. Мы уверены, что в этот паз вставлялся обруч, скорее всего — из проводящего материала, который скреплял их в единое целое.