Он надевает свой шелом на всякий случай, если что!

— выдал рыцарь новые перлы.

— А в замке том, небось, дракон?

— Угу! И впрямь, ведь там живет дракон! — подтвердил Роже.

— Крадет, подлец, девиц и жен! — вставил слуга тихо.

— Заткнись, скотина, и слушай дальше, если ни на грош не разбираешься в высоком искусстве рифмопле… рифмо-сло-же-ния.

— Сэр рыцарь! Может быть, нам сделать привал. Глядите! Вон и солнышко к закату клонится!

На мощной городской стене мелькает белый силуэт…

Глаза бросают томный взгляд — вот так все женщины глядят…

— Сир!

— Вперед, бездельник, Том!

«А, так он из тех норманнов, что осели на острове,» — догадался Святобор.

— Только вперед! Завтра мы должны быть в Альденбурге. Туда же прибудут маркграф Альбрехт и даже Генрих Вельф. В их свите есть немало доблестных норманнов, хотя я считаю, что не пристало благородным рыцарям обивать ступени у чьего бы то ни было кресла, тем более немецкого.

«Отлично, — подумал Святобор, — и мне туда же».

— Я слышал, господина маркграфа прозвали Бранденбургским Медведем…

— А он такой и есть.

Некогда в Старграде стоял Богов столп самому Прове, именно там пожал молодой Святобор красное железо испытаний. Бывал он и в Браниборе, и помнил рассказы старожилов, как алчные монахи волокли златой кумир Триглаву с горы Гартунгсберг.

Поскольку лошади рыцаря и его слуги давно уже не знали, что такое галоп, предпочитая неспешный шаг, ругу ничего не стоило бы обогнать их. Но то ли его заинтересовало продолжение этой глупой баллады, то ли мелькнула удачная мысль — Святобор поправил лук за плечом и вновь обратился в слух. В поле его внимания попадали лишь значимые строки развернувшегося повествования, а припев разудалой песенки «тарам-пам-пам» или «тра-ла-ла ла» он пропускал мимо ушей:

Коль не отдашь Инесс добром, не быть ли битому, дракон? -

Купился бедный сэр Бертрам на «кроткий взор и гибкий стан».

— Да, ради бога! Забери — дракон Бертраму говорит

Ведь, я, поди не джентльмен, чтоб упустить такой момент!

Дурак ты, милый мой Бертрам! Не пей так много по утрам!

И вот что, друг, прошу учесть! В ней что-то дьявольское есть!

— В ней что-то дьявольское есть! — вставил Том.

— Иого-го! Иого-го! — откликнулась его лошадь.

Однако сэр Роджер таки прогорланил балладу до логического конца:

«Прощай, красавица Инесс!» — сказал дракон и вмиг исчез.

Доподлинно известно нам, почил безвременно Бертрам!

Дослушав сей скорбный эпилог, Святобор решил поближе познакомиться с исполнителем баллады, тем более, это соответствовало его плану.

Утром Кот куда-то пропал. Наверное, вылез в форточку. Игорь по этому поводу особо не горевал. Переписав файлы на дискету, он отправился к Всеславу, который недавно снял комнату в коммуналке на Самотеке.

Тренер был в веселом расположении духа. Всеслав тяжело переживал развал общины и поэтому иногда позволял себе пропустить одну-другую рюмочку, чего ранее с ним не случалось. Спиртное согревало, отвлекало от горьких мыслей о недолговечности сущего. Вот в таком, слегка расслабленном состоянии, наш герой и застал своего бывшего тренера.

— Игорь! Сколько лет!? Сколько зим!? Заходи!

Он тут же потянул друга за рукав внутрь комнаты, где усадил в кресло, сунув под нос пухлый томик Толстого.

— Ты смотри, во как Лексей Константиныч дает!

Следует отметить, что последний год Игорь вообще не касался художественной литературы, поскольку давно переболел детской начитанностью.

— Занятно. Но я пришел по делу, — напомнил Игорь.

— Выкладывай. Тебе кофе с молоком? — осведомился Всеслав.

— Спасибо, я не пью кофе, если можно — чай, и не очень крепкий.

— Итак?

— Итак, в меня стреляли, — продолжил Игорь.

— Вот это да?! Зачем? Кто?

— Интуиция подсказывает, что вот эти ребята, — Игорь протянул Всеславу изрядно помятый в кармане сложенный вчетверо листок проспекта.

Всеслав пробежал текст глазами.

— Гм! Широко замахнулись. Но они вряд ли бы стали действовать столь примитивно, если б ты им серьезно насолил. Это обычное приглашение к сотрудничеству, каких тысячами раскидывают по почтовым ящикам. Так, в чем вы не сошлись?

— Я тебе вовсе не сказал, что меня хотели убить, — сказал Игорь, — совершенно ясно, это была проверка. Видишь, и тебе тут же пришли в голову веские доводы против участия Интеллектуального Братства в грязных делишках. Вывеска обязывает. Они все верно рассчитали, и никто до них не докопается.

— Знаешь, по-моему, в последнее время ты стал излишне…

— Ну, договаривай, Всеслав! Мнительным? Осторожным? Нет, Всеслав, я не страдаю манией преследования. Если не ошибаюсь, мне не стоило и к тебе заходить.

— Не вижу в этой бумажке ничего криминального. Они в лучшем случае утописты. Делать людям нечего. Нет, если в тебя действительно стреляли…

— Всеслав! Ну, что ты говоришь? Они продырявили мою дверь в трех местах. Дырки величиной с кулак. Помповое ружье. Правда, теперь я ученый…

— …Хорошо! Но может, это просто кто-то сводит счеты?

— Нет, Всеслав! Речь идет о моих разработках, о моей книге. По правде, мне очень нравится их постановка вопроса. Но вот то основное в чем мы расходимся окончательно и бесповоротно: я считаю, что единственным законом личной и общественной жизни может быть лишь внутренний нравственный закон каждого. Я был бы им Братом, если бы мне оставили мою собственную совесть, мое собственное представление о справедливости, а не навязывали в качестве чего-то несомненного справедливость Братства, Совета, Магистра. Им не угодило, что моя книга, а они как-то о ней проведали, не подлежит их принципу «свободного распространения»… По-ихнему я занимаюсь «умышленным сокрытием информации», однако, оставляю за собой святое право что-то рассказывать всем, а что-то утаивать до поры до времени.

— Узнаю прежнего Игоря. Раньше тебе не нравилось христианство.

— Я и сейчас не признаю его милосердия! — взбеленился Игорь, — А знаешь почему? Потому что институт Христа, как и это пресловутое Братство, искажает мои представления о Справедливости. И не надо меня уверять, Всеслав, что христианская справедливость есть милосердие. Иегова, да и Христос, милосердны далеко не всегда, хотя, возможно по-своему они и справедливы. У язычников-русов, и не мне это тебе говорить, не было понятий Добро и Зло, их заменяли более объемлющие Правда и Кривда. Скажи-ка, злой ли Сатана? Злой и гадкий — ответит любой школьник. А бог какой? Выходит, добрый! Так почему же служители Господни, Церковь, всякие там Ордена, да Монашества, призывая к всепрощению от имени Христа, развили такую кипучую деятельность, что вырезали и втоптали в грязь целые народы?! И наш — в том не исключение! От какого-такого великого добра это сделано? Я сужу, пусть судят и меня. Но по Кривде все кругом, ох и по Кривде!