Элий вошел в триклиний и зажмурился. Не то чтобы он смутился, просто блеск обнаженных женских тел — розовых, смуглых и шоколадных — на мгновение его ослепил. Потом он раскрыл глаза и уставился с некоторым изумлением на странную компанию, расположившуюся в триклинии Юния Вера. Столовая была не велика, как не велик и дом, снятый Вером по возвращении в Рим. Вряд ли здесь могло в обычные дни расположиться более девяти пирующих. А сейчас… Элий пересчитал обнаженных женщин. Их было восемь. А ему показалось, что красавиц не меньше двух десятков.

Обстановка столовой была скромна: выкрашенные киноварью стены с узкой полосой растительного орнамента, черно-белая мозаика на полу, деревянные ложа с шерстяной обивкой, простенький стол с инкрустацией костью — так может выглядеть триклиний какого-нибудь заштатного чиновника из префектуры по делам образования. Но вряд ли чиновник из префектуры по делам образования может пригласить к себе подобных куколок.

— Они тебе нравятся? — спросил Юний Вер. Сам он возлежал за столом в венке из свежих роз абсолютно голый. Одна из девушек — полнотелая золотоволосая красотка — перебирала его пшеничные волосы и время от времени целовала хозяина в губы. После освобождения из плена волосы Вера быстро отросли и стали немного виться, а на верхней губе начал пробиваться пушок. Младенец быстро взрослел. Но мало походил на прежнего Вера. Все было другим — и голос, и улыбка, и взгляд. Даже глаза сделались гораздо светлее.

— Они прекрасны, как богиня, которой служат, — улыбнулся Элий.

— Так присоединяйся к нам, — предложил Вер. Элий присел на ложе напротив.

— Мне как женатому человеку подобные забавы не приличны. Уж не хочешь ли ты, чтобы неверному мужу отрезали нос?

— Друг мой, этот закон больше тысячи лет не применяется.

— Но кое-кто из сенаторов хочет его вновь ввести. Мне не с руки быть первой жертвой.

Смуглая красотка наполнила бокал Элия до краев.

— Ладно, — милостиво разрешил Вер, — будь добродетелен. Надеюсь, твоя молодая женушка удовлетворит твои фантазии, и ты не станешь мне завидовать.

— Я не завидую, — заверил Элий, осушил бокал и, наклонившись к самому уху Юния Вера, спросил: — Зачем их так много?

— Они устают, так что приходится менять.

— Ты серьезно? — Элий недоверчиво приподнял брови.

— Ну да. Я три дня не сплю. И делаю перерывы, только чтобы поесть.

Элий решил, что друг привирает, но не сделал попытки его уличить.

— У тебя было ко мне какое-то дело? — поинтересовался Вер, лаская грудь белотелой красавице и не забывая при этом о смуглянке.

— Именно…

Особенно хороша была брюнетка маленького роста. Она чем-то напоминала Марцию. То и дело Элий вновь и вновь останавливал взгляд на ее бедрах.

— Так какое же дело? — напомнил Вер.

Элий отвернулся и стал глядеть в пол.

— Я скоро уезжаю в Месопотамию. На месяц. Может, больше. Он замолчал.

— Это так необходимо? Ты говорил, что зимой ожидается выступление варваров…

— Говорил. И ошибся. Я должен посетить Месопотамию в связи с некоторой неспокойностью на границах. Руфин настаивает, чтобы я взял с собой три центурии преторианцев для охраны. Видишь, как он меня бережет, — криво улыбнулся Элий.

— Не езди, — сказал Вер.

— Я не могу отказаться. По данным «Целия» опасности нет. Мой визит уже согласован. В Месопотамии прячется Трион. Трион… — Имя физика Элий произносил как заклинание.

— Руфин посылает тебя специального знает больше, нежели ты. — Юний Вер положил Элию руку на плечо.

— А я знаю больше, нежели он. У меня к тебе просьба: пригляди за Летицией. Она еще ребенок… совсем ребенок… и она… — Элий запнулся.

— И она беременна, — подсказал Юний Вер. — Друг мой, об этом болтает весь Рим. Не волнуйся, я буду ее охранять. Когда ты уезжаешь?

— В январе. После вступления в должность консулов.

— Времени хватит, чтобы закончить с этими красавицами. Не волнуйся, у Летти будет самая надежная охрана в мире.

— Ты имеешь в виду их? — Элий невольно оглянулся. Не увидел никого. Но он чувствовал — они здесь. — Юний, кто ты теперь? Бог?

— Я и сам не знаю.

Слова Юния Вера мало успокоили Элия. Его друг выглядел несерьезно. Он был силен, но радовался этой силе, как мальчишка. Он вообще смотрел на мир по-юношески легкомысленно, но с уверенностью, что проник во все тайны мироздания. В этом не было ничего странного: новому Юнию Веру всего полтора месяца от роду.

Элий направился к дверям. Уже на пороге обернулся. Похожая на Марцию красавица лежала на животе там, где прежде сидел Элий, и покачивала крошечными розовыми ножками. Точно так же любила лежать Марция. Элий провел ладонью по глазам, прогоняя наваждение, и вышел. Рыжая куртизанка захохотала.

— Митти, ты проиграла, он не клюнул на твои прелести!

— Заткнись, Клепа! — огрызнулась миниатюрная красотка, наполняя свой бокал вином. — Еще мгновение, и он бы остался. Ты слышала: у него жена беременна, а женщины в таком состоянии не особенно любят пускать мужнин меч в свою вагину[55].

— При чем здесь это?! Просто ты не умеешь соблазнять мужчин, — огрызнулась рыжая Клепа.

Малышка уже собиралась вцепиться рыжей в волосы, и Юнию Веру пришлось их разнимать.

— Тише, девочки, вы обе неотразимы. Просто моего друга зовут Гай Элий Мессий Деций. И этим все сказано.

— Разве он не может изменить жене? — удивились все восемь красоток. Юний Вер задумался.

— Может, — ответил он наконец. — Только для этого нужно еще что-то, кроме похоти.

Юний Вер не лгал, когда говорил Элию, что спит г со всеми восемью красотками. Это была правда. После перерождения в колодце с ним стали твориться

странные вещи. Прежде он казался себе тупицей, который способен лишь гневаться и приходить в ярость.

Всюду он чувствовал себя чужим, и чтобы сделаться чуть-чуть человечнее, заимствовал эмоции у Элия, будто крал одежду. Он обряжался в чужие чувства, и начинало казаться, что он тоже испытывает жалость и нежность, сострадание, обиду и боль.

На мгновение, правда, жалость прорвалась и затопила его. Это случилось после облучения ураном из шкатулки Фабии.

Потом собственная боль его изувеченного перерождающегося тела заслонила все прежние чувства. Он жил только болью, своим отчаянием и предчувствием чего-то, что страшило его, как людей страшит смерть. Он отправился к Колодцу Нереиды и погрузился в его ледяную воду. Тогда в нем все замерло, чувства заледенели. Но он мог мыслить. Там, в колодце, он окончательно уверился, что он не человек. Иначе почему уран прожег его тело и вызвал метаморфозы? Это открытие не удивило и не ужаснуло его. Он ждал и думал. Думал и ждал.