Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— С ними плохо, — Иван Петрович непроизвольно повысил голос, будто разговаривал с глухонемым. Старик поморщился, и он, спохватившись, снова понизил тон до нормального. — Они заболели и почти все умерли.
— Все? — Страгон побледнел, насколько это было возможно. — Болезнь… все?
— Кроме женщин и детей, — Незванов снова догадался, что хочет узнать собеседник.
Старик прикрыл глаза и долго молчал. Потом снова произнес:
— Виноват я… Думал, холод, люди нет, надо им идти сюда, — он снова произнес слово, означающее питекантропов. Видимо, аналога ему в русском языке просто не было. — Ошибка… Люди есть.
Сбивчивые слова старика выстроились в голове во вполне понятную картину. Видимо, питекантропы, как понял Иван Петрович, изрядно надоели в том мире, откуда появился Страгон, и он вынужден был, смертельно чем-то напугав, прогнать их туда, где, как он думал, из-за сурового климата, не будет людей. Насчет климата (только откуда он мог знать об этом тысячи лет назад?) он не ошибся. Но вот что касается остального…
— Смерть… Это правильно. Вместе жизнь вы все равно не можете. — Незванов понял, что старик говорит о несовместимости питекантропов и людей. Кажется, больному стало легче, потому что с шепота он перешел пусть на тихий, но нормальный разговор. И с каждой произнесенной фразой речь становилась все правильнее, будто он овладевал языком прямо по ходу разговора. — Женщины, дети должны жить. Они люди…
Вдруг старик повернул голову к Незванову, посмотрел ему прямо в глаза и сказал:
— Не держи зла на Артем. Его вина нет. Он очень важный для твоя земля, без него плохо. И жена не виноват, ты слабо любишь ее. Будешь делать добро — все будет хорошо. Ты здесь главный, много зависит от тебя, должно быть от тебя добро. Иначе придет зло. Сейчас иди. Я буду спать. Надо здоровым быть, много дела.
Старик отвернулся от Незванова и закрыл глаза. И одновременно с этим Иван Петрович почувствовал, что заноза, сидящая в его сердце с той самой минуты, когда он услышал слова Лены, рассосалась. Пришло даже осознание некоторой вины перед женой, пусть даже не оправдывающее ее поступок, но все же… Выходя из больницы, Незванов твердо решил в ближайшее время поговорить с ней, предоставив ей полную свободу выбора. Захочет остаться с ним — пусть остается, хотя он с трудом представлял себе совместную жизнь после того, что произошло. Пусть даже и не было физической измены… Не захочет — удерживать не будет.
…Проблему с очисткой местности от тел погибших питекантропов и их захоронением удалось решить проще, чем думал Незванов. Неподалеку от стойбища отыскался высокий обрыв, сложенный нанесенным течением древней реки грунтом. Решено было снести под него все тела и серией взрывов обрушить породу, надежно захоронив под ней останки дикарей. Главный взрывник Рокотов составил схему закладки зарядов, и сейчас приисковый катер сновал от Красноармейца к устью Иньяри, перевозя взрывчатку. Оттуда на чудом уцелевшем во время разгрома заставы старательском «КрАЗе» ее отвозили до места, куда могла доехать машина, а уже до точки назначения взрывчатку транспортировали на спинах.
Подготовка заняла несколько дней, и все это время назначенный ответственным за проведение скорбных работ Стас Сикорский без устали мотался с прииска на Иньяри и обратно. В один из приездов на прииск он заявился в кабинет директора и вывалил на стол целую гору золотых наконечников от стрел и отдельно кучу необработанных самородков.
— Не закапывать же это, — виноватым голосом сказал он. — Вот, изъяли. Может, придет еще время…
Незванов вызвал начальника службы охраны, отвечавшего за сохранность драгоценного металла, и приказал ему взвесить и оприходовать золото. Он тоже надеялся, что время когда-нибудь придет… А Сикорский разыскал участкового Винокурова и долго с ним о чем-то шептался. Когда Стас уехал, лейтенант заглянул на лесопилку, где перекинулся несколькими словами с одним из рабочих. Потом сел на мотоцикл и отправился в карьер, на дне которого в угрюмом безмолвии застыли экскаваторы и погрузчики, похожие на стадо оцепеневших доисторических чудовищ. Обойдя пласт обнаженных коренных пород, опытным взглядом заметил около журчащего по борту карьера ручья небольшие кучки грунта, которые остаются после промывки песков лотком.
Увидев все, что хотел, милиционер удовлетворенно хмыкнул и поехал на расположенный неподалеку сенокосный участок якобы поинтересоваться, как идет работа, чем вызвал на себя косые взгляды, — чем морочить людям головы, изображая из себя начальника, сам бы взял в руки косу! Лейтенант сделал вид, что не заметил этих взглядов, зато, проходя мимо одного из косарей, шепнул:
— Зайди вечером!
Спать участковому этой ночью не пришлось…
…Через два дня на одном из притоков Иньяри прогремел оглушительный взрыв, и останки питекантропов оказались погребены под многометровым слоем породы. В живых не осталось ни одного дикаря. Еще несколько дней ушло на приборку тел, оставшихся после устроенной Бестужевым бомбежки. Их сволокли в кучу и сожгли на огромном костре, смрад от которого долго еще стоял в распадке.
Женщин и детей болезнь не коснулась. По договоренности со старателями, совсем не возражавшими против такого соседства, их перевезли на Хатагай-Хаю. Там они расставили свои юрты из оленьих шкур и принялись обживать окрестности, а старатели незамедлительно приступили к строительству новых бараков — зима была не за горами. Быстро освоившись, женщины разошлись по окрестным распадкам и вскоре пригнали невесть откуда целое стадо оленей, с которыми управлялись так ловко, что мужики только диву давались. Узнав про это, Незванов вспомнил про Атласова и злорадно хмыкнул — пусть попробует предъявить женщинам свои права на стадо!
…Иван Петрович уже собирался уходить домой, когда к нему в кабинет зашли Сикорский с Винокуровым. Для небольшого, как они сказали, разговора. Говорил в основном Сикорский, лейтенант лишь иногда вставлял короткие реплики. Выслушав их, директор помрачнел.
— Вы полностью уверены в этой информации? — спросил он озабоченно.
— На сто процентов! У меня надежные источники! — ответил Винокуров, а Сикорский добавил: — Иван Петрович, я все-таки профессиональный опер!
Незванов поднял трубку, набрал номер, долго слушал длинные гудки.
— Дома его еще нет! — констатировал он и набрал другой номер. — Ферма? Директор говорит. Глагола еще там? Позовите его быстро к телефону. Иван? Привет… Давай-ка быстро ко мне, дело есть.
Глагола появился так быстро, будто бежал от фермы бегом. Увидев в кабинете Сикорского и Винокурова в форме, он вздрогнул и заметно насторожился.
— Что же ты, Иван, творишь? — Незванов ощутил острый приступ неприязни к Глаголе и не стал затягивать разговор. — Я ведь тебе доверял, поставил на ответственную должность, а ты?
— А что я? Что? — взгляд Глаголы перебегал с директора на милиционеров и обратно.
— Лейтенант, объясни ему, — повернулся директор к Винокурову. — Мне чего-то противно…