Если бы воевода был сейчас один, или если бы его воины были спокойны и сохраняли хладнокровие, Ильнару было бы намного хуже. Уж во всяком случае, дрожь в руках он точно не смог бы тогда сдержать. В такие минуты воевода ненавидел себя лютой ненавистью. И эта ненависть тоже помогала ему обуздать свой страх. Раз за разом пересиливая себя, Ильнар выучился действовать вопреки этому страху, но привыкнуть к нему так и не сумел.

Самое смешное, какая-то часть его разума понимала, что боится он сейчас не столько оборотня, сколько самого своего страха перед ним. Боится того, что этот страх помешает ему в нужный момент действовать так, как должно. Положение было странным, но легче от этого Ильнару не становилось.

Воевода и его люди шли быстро и нагнали беглецов не далее чем в трехстах саженях от ворот замка. Точнее говоря, нагнали бы, если бы вышли со двора чуть раньше. А так…

Впереди громко хрустнула ветка, и напряженные до предела нервы Ильнара не выдержали: рука, державшая меч, предательски дрогнула. Запредельным усилием воли воевода взял себя в руки и, стиснув зубы, едва не застонал с досады. Начинается…

Хорошо хоть в темноте вряд ли кто из ратников заметил его секундную слабость!

Воевода сделал глубокий вздох и заставил себя шагнуть вперед. Идущая в гору тропинка огибала торчащую посреди леса небольшую скалу. Сразу за ней деревья расступались от тропы в стороны, открывая лунному свету прямой путь к поверхности земли.

Зрелище, открывшееся воеводе в этом мертвенном свете, заставило его кровь заледенеть в жилах. То, что осталось от его ратников, было разбросано на тропе и вокруг нее так, что на первый взгляд с трудом верилось, что это останки всего лишь трех человек. В данном случае выражение «разорвал на тысячу кусочков» можно было смело употреблять в самом буквальном смысле. В ноздри бил резкий запах свежей крови и чего-то еще… чего-то тухлого, кислого, холодного…

Воевода повидал в своей жизни немало смертей и страшных ран, но такого ему видеть еще не приходилось. Ильнар замер как вкопанный, не в силах оторвать взгляд от жуткого зрелища. К горлу все усиливающимися волнами подкатывала тошнота, в голове билась одна мысль: «Опоздали…».

— Мать честная… — хриплым шепотом выдохнул кто-то из подошедших ратников. — Да как же это?..

— Назад, — Ильнар не смог сдержать дрожи в голосе. Только сейчас он заметил впереди, всего в каких-то двадцати шагах от себя, прямо над тропой, два зловещих желтых огонька. Как только воевода остановил на них свой взгляд, огоньки мигнули и разгорелись ярче, налившись запредельной леденящей злобой.

Ильнар почувствовал, как холодеют руки и слабеют колени. Такой ужас, какой охватил его сейчас, воевода испытывал до этого лишь раз в жизни. И снова, как и тогда, в первый раз, он вдруг остро ощутил себя маленьким беспомощным мальчишкой, жалкой игрушкой, которую жестокая судьба подбросила всесильному безжалостному чудовищу…

В тот раз ему неслыханно повезло — в преддверии близкого рассвета чудовище не сочло его достойной добычей. Два раза такое везенье повториться не могло. Не в силах оторвать глаз от разгорающихся все ярче желтых огоньков, Ильнар отчетливо понял, что смотрит в глаза своей смерти. Все уже было решено, и сопротивление не имело никакого смысла. Самым лучшим выходом было сдаться, и тогда, может статься, удалось бы умереть быстро и без мучений. Почти… И даже то, что его опоганенный нежитью дух вряд ли смог бы когда-нибудь найти дорогу в Вышний Мир, не казалось сейчас воеводе таким уж большим несчастьем.

Желтые огоньки росли, поглощая окружающую темноту, ломая волю, убивая разум…

За спиной воеводы кто-то сдавлено захрипел. Пожалуй, это и вернуло воеводе способность помнить самого себя. Он был не один. За его спиной были люди. Люди, которых он привел сюда, люди, которых, кроме него, некому было защитить.

Подхватив выпадающий уже из пальцев меч, Ильнар тряхнул головой. Ну уж дудки! Не для того он столько лет противостоял своему страху, чтобы сдаться ему сейчас! Второй раз этот номер не пройдет, хватит и одного, из-за которого вся его жизнь чуть не пошла псу под хвост!

Так или примерно так мог бы подумать воевода, если бы был сейчас в состоянии ясно соображать. Страх, стыд, ярость, злость на самого себя и весь мир — все смешалось в затуманенном разуме воеводы. Не отдавая себе ясного отчета в том, что делает, Ильнар вскинул над головой меч и ринулся на врага. Ему казалось, что он оглушительно кричит, но на самом деле из его горла вырвался лишь бессмысленный полухрип — полустон.

Темнота перед воеводой сгустилась, обрела очертания, и из нее проступило нечто еще более непроницаемо-черное, чем сама эта темнота. Ильнара обдало волной ледяного смрада. Воевода рубанул наотмашь, но его клинок рассек лишь воздух. Неожиданный и оттого еще более страшный в своей мощи удар в грудь отбросил воеводу в сторону, едва не вышибив из него дух.

Оглушенный Ильнар не видел клыков оборотня, он просто знал, что через мгновенье эти клыки разорвут в клочья и его кольчугу, и грудь под ней, и все, что еще уцелело в этой груди. Это было озарением, подобным вспышке молнии. Вспышке, осветившей всю прожитую жизнь воеводы и подарившей ему, наконец, долгожданный покой. Ильнар, удивившись мимолетно сам себе, успел еще пожалеть о том, что сумел познать этот покой всего за мгновенье до смерти. Но теперь было уже все равно, оставалось лишь немножко подождать…

Однако смерть не спешила коснуться воеводы.

Его безумный порыв помог оцепеневшим под взглядом оборотня ратникам очнуться и прийти в себя. Молодой неопытный оборотень сосредоточил все внимание на сумасшедшем воеводе и на какое-то время упустил из виду пришедших с ним бойцов. Этого оказалось достаточно для того, чтобы те, пересилив чары сковавшего их колдовского ужаса, тоже вступили в бой. Бросаясь на оборотня, ратники желали сейчас лишь одного — отомстить за воеводу, который, не задумываясь, положил за них свою жизнь. Ни у кого из них в это мгновенье не возникло и тени сомнения в том, что Ильнар уже мертв.

Ратники обнажили мечи и бросились вперед, туда, где сгусток темноты терзал тело их командира. Один из них, тот, что шел сразу вслед за воеводой, хрипло вскрикнул, попытавшись издать боевой клич, и почти наугад метнул в темноту копье с посеребренным наконечником. Ответом ему стал оглушительный рев, от которого дрогнули листья на деревьях.

Ратники замерли, будто налетев сходу на невидимую стену. А дальше…

Рев оборотня привел оглушенного воеводу в чувство и вернул ему способность видеть и слышать окружающее. Не очень ясно, но все таки… Отброшенный ударом оборотня Ильнар умудрился приземлиться точнехонько в покинутый обитателями муравейник, и теперь, пребывая в полусидячем положении, мог без труда обозревать освещенное бледным лунным светом поле боя.

Обострившееся на пороге смерти зрение позволило Ильнару разглядеть, как навстречу его замешкавшимся на мгновенье ратникам метнулась огромная неправдоподобно-черная туша. Казалось, что лунный свет, коснувшись шкуры оборотня, тонет в ней, как брошенный в омут камень. Воевода так и не понял, был ли этот оборотень похож на того, кторого ему «посчастливилось» увидеть в детстве, или нет. Сейчас ему почудилось, что на его ратников бросилась сама ожившая темнота.