– Нет. Не в порядке. Мне просто сложно подбирать слова. Я не знаю, как… – Я замолчала, не закончив предложение. – Калеб, это была шутка.

– Я знаю. – Калеб вздохнул, притянул меня к себе и поцеловал в висок.

– Знаешь?

– Конечно… – Поцеловал в макушку и посмотрел в глаза. – Спасибо, Тейт.

– За что? – Я была удивлена.

– За то, что ты умеешь так смотреть.

На следующий день Шейн вновь вытащил меня на улицу, но на этот раз мы сразу направились в какое-то секретное место, которое он хотел мне показать. Сказал, что ездит туда очень часто в последнее время и втайне от всех. Приказал держать язык за зубами, а если сболтну кому, он запрёт меня в здании, перед которым мы остановились, и выкинет ключи.

Здание, перед которым мы остановились.

Выглядит новым. Двухэтажное, в стиле небольшого коттеджа. Обычно в таких открывают пляжные кафе и ресторанчики. Белый фасад, зеркальные стёкла и большая вывеска над главным входом: «Студия звукозаписи «До сиреневой звезды». И маленькая звёздочка над последней буквой, цвета точь-в-точь такого же, какого прежде были мои волосы.

Удивлённо посмотрела на Шейна:

– Это твоя студия?

Шейн улыбнулся, взял меня за руку и повёл внутрь:

– Это моя мечта.

Шейн хочет быть композитором.

Возможно, я была бы рада этой новости. Возможно, расстроена. Возможно, удивлена. Но в данной ситуации я просто сбита с толку, потому как ничего не знаю об этом парне, кроме того, что он безумно притягателен, заботлив и у него есть какая-то странная девушка, с которой он никак не может поладить.

Шейн снял всё здание целиком на деньги, которые сам заработал за последние годы. И даже на штраф осталось, если вдруг Сок запетушится. А он запетушится. К тому же в распоряжение Шейна поступило некоторое количество средств после смерти отца. Не стала спрашивать, когда его не стало и при каких обстоятельствах, – и так неловко себя чувствовала. Поняла лишь одно – у семьи Шейна крупный бизнес и в деньгах он не нуждается, вот и снял себе студию.

Ремонт идёт полным ходом, на днях должны привезти оборудование. Людей для сотрудничества подыскивает специальный человек, которому Шейн платит, всё документальное оформление взял на себя его брат, так как по контракту Шейн не имеет права заниматься чем-либо подобным. За это может крупно влететь.

Хороший у него брат, раз не против падения Шейна с олимпа славы.

Ну а как я могу думать по-другому? Для меня это дико – я ничего не помню! А Шейн даже и объяснить не пытается. Провёл мини-экскурсию по студии (в это время здесь никого не было), усадил на кожаный диван, прикрытый прозрачной плёнкой, взял в руки белоснежную акустическую гитару и сел напротив меня.

– И?.. – неуверенно улыбнулась. – Значит, ты хочешь писать свою музыку для других?

Шейн улыбнулся в ответ, продолжая молча смотреть на меня. Нет, будто внутрь меня.

«Щёки, даже не смейте краснеть».

– Что? – нервно усмехнулась.

– Ничего, – пожал плечами Шейн.

Отвела взгляд в сторону.

«У нас всегда были такие загадочные дружеские отношения?..»

Шейн вздохнул и пробежался пальцами по струнам, и внутри вдруг всё задрожало.

– Спой мне, – попросила я.

Улыбнулся шире.

– Что? – усмехнулась. – Ты не пел мне раньше? Ты ведь вокалист группы.

– И что? – усмехнулся в ответ Шейн.

– Так пел или не пел?

Шейн вновь пробежался пальцами по струнам.

– Лучше не вспоминать об этом.

– Почему? Всё было так плохо?

В ответ Шейн заиграл какой-то до боли знакомый ритм и с улыбкой произнёс:

– Спой со мной.

Замолчала. Облизала пересохшие губы…

– А мы раньше…

– Нет, – перебил Шейн, – мы никогда не пели вместе.

Его пальцы перебирали струны, звуки парили над нами, эхом отражаясь от стен полупустого зала. Гитара просила… ждала первых слов. И Шейн запел, глядя мне в глаза:

А дальше наши голоса сплелись воедино, соединились и стали одним целым. И этому порыву невозможно было сопротивляться. Я хотела петь с ним. Петь вместе с Шейном:

Замолчала. Шейн слабо улыбнулся и спел свои строки:

Я улыбнулась в ответ, хотя совершенно не чувствовала радости. Мне нравилось петь с Шейном, но грусти в этой песне слишком много. Сердце будто не на месте, но я запела:

Шейн негромко подпевал мне, наши голоса вновь сплетались, словно сотни лет ждали этой встречи… Звуки, такие идеальные. Такие неповторимые. И я продолжала петь:

Проигрыш. Пальцы Шейна ловко перебирали струны, тёплые карие глаза смотрели на меня.

Всё меньше и меньше верилось, что этот парень передо мной, который умеет смотреть в самую душу, задевая сердце и разжигая одним взглядом самый настоящий костёр внутри, – мой самый обычный друг.

И мы запели в унисон, громко, надрывисто. С эмоциями, каких требовала песня. Со всем чувством:

Замолчала, позволив Шейну тихо закончить: