Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для этого, правда, пришлось снести несколько кварталов жилых домов частного сектора, но то были издержки, а прекрасная площадь уже спускалась коричневатыми мраморными ступенями от дворца к проспекту Аль-Фараби. Уже зазеленели лужайки вокруг. Забили сотни искристых фонтанов, подчеркивая и смягчая строгую красоту розовомраморного музея истории Казахстана и новой аппаратной республиканского телевидения, что расположилась рядом – по бокам от главного административного корпуса.
«Почему-то и эти здания, хоть и величественны, и прекрасны, но похожи на гигантские юрты! Неужели нельзя было как-то разнообразить? Впрочем, это, наверное, так задумано. Такой стиль. Казахский», – наглядевшись вдоволь, решил для себя Казаков.
Было еще раннее утро, когда Анатолий, поеживаясь от прохлады, сошел с автобуса-экспресса на остановке «Детский мир». Сориентировался. И пошел по направлению к ЦК комсомола.
Стеклянный шестиэтажный аквариум, в котором выращивались будущие руководители республики, был еще пуст. Анатолий постучал в стеклянную дверь. Откуда-то из глубины здания вышел заспанный молодой сторож-казах в растянутом спортивном трико и войлочных тапочках. И объяснил ему на пальцах, что рабочий день начнется только в девять часов, а сейчас его никто не примет, никого нет. Анатолий перекинул свою сумку через плечо и решил прогуляться.
«А ведь здесь живут и Шурка Дубравин, и Аманчик. Эх, дурень я, дурень! Почти год прошел. А я даже их адресов не знаю. Глупо все получилось. Тогда на выпускном. Чего мы обиделись? Ну, ушли они с Галинкой и ушли. А мы: бойкот, объявляем Дубравину бойкот! Год прошел. И не вернешь теперь этот год! Глупее не придумаешь. Попал в город, где живут твои друзья. Близкие люди. И не знаешь их адреса. Как искать? Хотя попробовать можно. Амантай ведь учится на юридическом. Закончу с делами, попробую его найти».
Он пересек по диагонали сквер. Прошел мимо гигантского черного памятника Ленину и неожиданно оказался перед водоемом, обложенным серыми гранитными плитками. В центре этого импровизированного бассейна островок, где на лужайке под зелеными кронами деревьев среди цветов расположилось маленькое кафе. К островку вели деревянные мостки.
«Акку – Лебедь», – прочитал Анатолий название на ажурных воротцах. Он прошел несколько шагов по мосткам, остановился посередине и неожиданно увидел на зеленоватой прозрачной воде двух лебедей. Черного и белого. Они тихонько проплывали внизу. Потрясенный тишиной, покоем и какой-то разлитой в чистейшем воздухе гармонией, Анатолий ощутил неожиданную беспричинную радость бытия. После шумной, огромной Москвы с ее тысячными толпами он особенно остро почувствовал уют этого города, несомненно, созданного не для работы, а именно для жизни. И ему вдруг страшно захотелось остаться здесь навсегда!
«Бывает же такое», – подумал он. Присел на пластмассовый стульчик в кафе. И сидел долго-долго. Пока не появилась уборщица и не начала растаскивать стулья.
В ЦК ВЛКСМ Казахстана он явился вовремя. Очкастый хлыщ в костюмчике-тройке стального цвета – главный в бюро «Спутник» – без долгих разговоров (ему позвонили) сплавил его в отдел, где юркий и пронырливый «комсюк» принялся долго и нудно, то и дело отвлекаясь, оформлять его документы. Анатолий молча сидел на стульчике, разглядывал обстановку и безупречно круглую, масляную, как блин, рожу «комсюка». Когда в отдел кто-нибудь заглядывал, тот обязательно сладко расплывался в улыбке, плутоватые глазки становились узенькими, а на щеках образовывались хомячки.
«И вот такие через десяток лет будут управлять нами, – думал Анатолий. – Как он сюда попал? По какому блату? За какие заслуги? И самое главное – он уже номенклатура. А значит, худо-бедно жизнь его налажена, поставлена на рельсы».
– Ну вот, товарищ Казаков, – закончил писание бумаг «комсюк». – Вот ваша путевка!
И протянул ему плотный, почти картонный красочный буклет с милым улыбающимся олимпийским медвежонком в разноцветном поясе из пяти колец в обнимку с эмблемой «Спутника» – человечком с головой – земным шаром. И завистливо добавил:
– Теперь вы по нашей квоте включены в состав делегации, едущей на Олимпиаду от Усть-Каменогорской области, как активист и общественник. А кто, интересно, вас рекомендовал?
Казаков многозначительно поднял палец вверх и посмотрел в потолок.
– А-а-а! – почтительно закивал инструктор. – Понятно…
Он долго плутал по извилистым коридорам старого, построенного в тридцатых годах в стиле конструктивизма здания Казахского государственного университета имени Сергея Мироновича Кирова. Почему Кирова, а не какого-нибудь Бабая? Дело в том, что цивилизованная история казахского народа, в общем-то, началась с Октябрьской революции. Тысячи лет казахи были кочевниками. Бродили по бескрайним степям. Вели натуральное хозяйство. Ели бешбармак и казы. И может быть, так и остались бы в истории народом трех жузов, никогда не имевшим собственного государства и застрявшим на стадии родоплеменных отношений, если бы не Ленин и его интернационализм. Они дали возможность казахам сделать грандиозный скачок из исторического небытия в двадцатый век. Разоряя своей национальной политикой центральную Россию, обрекая ее народ на вымирание, коммунисты поднимали окраины великой империи. Миллионы русских и нерусских интеллигентов были отправлены сюда на ликвидацию повальной неграмотности, нищеты, бескультурья. Композитор Брусиловский собрал народные казахские мотивы и создал из ничего музыку. Русские архитекторы построили прекрасные города. Инженеры и рабочие возвели заводы. Так что Казгу не зря носил имя большевика из Ленинграда. Правда, сейчас выравнивание жизни окраин с центром не было столь явным, и молодые казахи уже старались не вспоминать о цивилизаторской миссии России.
Анатолий сделал еще пару поворотов по коридору. И, наконец, наткнулся на дверь аудитории с табличкой «122». За дверью царила тишина. Поэтому Казаков слегка приоткрыл ее и осторожно заглянул. Аудитория была полна. На него сразу уставилась целая сотня любопытных черных глаз. Шли занятия, народ записывал вопросы к экзамену по римскому праву.
Смутившись, Казаков прикрыл дверь и принялся ждать. Минут через десять резко распахнулись обе половинки двери. И хлынула черноголовая, раскосая толпа студентов, в которой редко-редко вдруг появится славянское лицо или обесцвеченная перекисью водорода искусственная светлая шевелюра. Анатолий внимательно вглядывался в каждого выходящего, чтобы не пропустить Амантая. И вот наконец кто-то похожий показался в дверях.
Это был он. Все такой же слегка сутулый, тощий, плечи, как вешалка, черная челка над раскосыми черными глазами. Но одет, как на картинке. Костюмчик не хуже, чем на том очкастом хлыще из «Спутника». Дипломат в руках. Одним словом, «элегантный, как рояль». И было еще что-то новое, появившееся в его облике, чего Анатолий, тоже вращавшийся среди студентов, никак не мог определить.
– Аманчик! – позвал он его. До сей секунды он даже не представлял себе, как на самом деле скучал по друзьям. А тут вдруг его неожиданно залила какая-то невесть откуда взявшаяся бешеная радость от этой встречи. Сердце застучало в груди. Кровь хлынула в лицо.