— Значит ей можно меня бить, а мне нет?

— Может ее к другой отвести? Есть еще Мира…

— Нет. Сказали с этой оставить. Так, короче, девочки. Еще одна такая выходка и вас польют из шланга ледяной водой. Поверьте, вам не понравится и воспаление легких обеспечено. Подумайте об этом.

— Я за воспаление, — мрачно бурчу им вслед.

— Дура, — фыркает, отбрасывая волосы с лица Наташа. — Тебя в минуту ударной дозой антибиотиков на ноги поставят. Тут конвейер, все быстро и четко. Зато потом поносом год страдать будешь. Этого хочешь?

Ничего не отвечаю. Всплеск эмоций прошел. Нет желания драться. Да и укол видимо действует, меня охватывает апатия.

* * *

Прошедшие часы я провожу между сном и явью, чувствуя себя овощем. Эмоций нет, только где-то глубоко внутри тяжелейший камень, почти придавивший к земле. А потом меня как куклу ставят на ноги, и куда-то тащат… Ставят под душ. Чьи-то руки моют меня, осторожно касаясь мочалкой. Женские руки, от этого немного легче. Но тошнота от осознания своего положения накатывает волнами. Потом меня закутывают как ребенка в огромный махровый халат. Сушат мне волосы феном, укладывают их. Почти все время мои глаза закрыты. Пытаюсь мысленно отстраниться, перенестись в другое место. Но понимаю, что даже в голове нет местечка, где я могла бы спрятаться. Где было-бы спокойно и уютно и можно было спрятаться от ужасов, которые преподносит один за другим мне жизнь. Мою кожу натирают какими-то лосьонами, благовониями. Теперь я пахну как цветок, и чувствую себя арабской наложницей. Никогда мне не нравилась восточная культура, где женщина — лишь рабыня. Даже самая превозносимая, любимая и лелеемая. Я же всегда мечтала быть на равных. Бросать вызов. И до чего докатилась? Меня продают как товар…

На меня надевают комплект белья: черный корсет, делающий талию невероятно узкой, и одновременно вызывающе поднимающий грудь. Волосы прядями закалывают наверху, некоторые из них спускаются на спину волнами, другие — закрепляют сзади. В тон корсету — узкая полоска трусиков. И прозрачный черный пеньюар… больше ничего.

— Совершенство, — раздается голос женщины, которая все это время колдует надо мной.

— Что, простите?

— Ты совершенна. Фарфоровая статуэтка. Давно здесь не было такой изысканной красоты. Женщина подводит меня к зеркалу, демонстрируя мое лицо. Макияж выполнен очень профессионально — скулы более высокие благодаря искусному нанесению пудры и румян, губы кажутся полными и сочными, глаза — огромными и испуганными.

— Они передерутся за тебя.

— Хоть бы сдохли.

— Ты права. Кто-нибудь обязательно пострадает. Но не ты.

— Надеюсь это буду я…

Странный разговор. Женщина, которая мыла меня и одевала, немолода и похожа на цыганку. Ее предсказание глубоко запало мне в душу. Но я все еще слаба и разум точно в тумане. Это, наверное, к лучшему, ведь подошел сам час продажи…

* * *

Вот и комната с зеркалом. Мы с Наташей в ней вдвоем.

— Пусть блондинка наклонится. Повернется задом к зеркалу. Раздвинет ягодицы максимально широко.

Я задыхалась от этих унизительных приказов, лицо горело словно мне пощечин надавали. Мужчина, ненавидящий Брейкеров определенно начал свою месть. Мое сознание почти отключилось после этого приказа. Я в полной прострации, на грани обморока. И только едва заметные, короткие, очень быстрые щипки Наташи держат меня в сознании.

— Тебя купили, — шепчет Наташа, когда наконец нам позволяют покинуть комнату. В ее голосе звучит зависть, а меня буквально трясет от унижения, что пережила там. — Только не испорти все. Он сука конечно, что заставил тебя так наклоняться… Но он оочень богат. И вроде как хорош собой.

— Откуда ты знаешь?

— Я тут не в первый раз, обросла уже связями.

— А ты? Тебя взяли?

— На этот раз нет. Но опять приду. Хочу очень. А тебе повезло. Сукам богатым всегда везет.

Меня взяли. От этой мысли трясутся руки. Я не проститутка и не смогу вести себя так, как угодно клиенту.

— Ну где там моя покупка? — раздаются надменные слова, и комната начинает вращаться перед глазами. До боли знакомый голос. Думала, больше никогда его не услышу. И не увижу его обладателя. Признавалась себе, открывая горькую правду, которая заключалась в том, что я безумно скучала.

Передо мной стоит Якоб. Надменный взгляд пронзает меня насквозь.

— Привет, Морковка. Соболезную насчет отца. Вижу, ты не ожидала меня увидеть? — спрашивает с равнодушным спокойствием.

Он прав, я не ожидала. Невозможно описать сейчас мои чувства. В полном шоке. Оглушена, ошарашена. Якоб и есть богач, который имеет зуб на меня?

И в то же время не могу оторвать от него взгляда… Дорогой костюм, сшит на заказ — в этом я разбираюсь… Якоб сильно изменился… стал другим, еще больше окреп. Грудная клетка стала мощнее, плечи — шире, черты лица — грубее. Но ему все это невероятно шло. Его сексуальность стала еще явственнее, затягивая в свою бездонную пучину. К красоте, очаровательному пофигизму прибавилась опасность, притаившаяся в уголках зеленых глаз. Стоило поймать всего один взгляд, и будто прошило молнией насквозь. Дрожь пробежала по всему телу, сердце бешено заколотилось в груди. Все те же симптомы, я так и не излечилась от проклятой зависимости. Вот только теперь стала игрушкой в руках своей одержимости. — Не ожидала… — с огромным трудом удается выдавить из себя.

Странная встреча у нас вышла, согласен, — продолжает Якоб, глядя мне в лицо, на котором, наверное, отпечаталось выражение полного потрясения. — Зато нам ничего не мешает продолжить то, на чем остановились, верно? В конце концов, ради чего люди встречаются в борделях.

Теперь мое лицо горит, словно он ударил по нему. Зачем так жестоко? Одним предложением заставил испытать боль из-за потери отца, и одновременно вспомнить ужасные, раздирающие ощущения, когда лишал меня невинности — грубо, бесцеремонно, с намеренной жестокостью. Близость с Якобом — моя заветная мечта и самый страшный кошмар… Но в то же время между ног все сжимается в предвкушении от его слов. Несмотря на воспоминания о том, как мне было больно с ним, его огромный член, разрывающая на части боль, мои слезы, крики и его невозмутимость. Хотя, как еще он мог себя вести? Я сама виновата. Провоцировала. Потому что хотела. С детства хотела. Бредила им. И чем меньше он обращал на меня внимания, тем сильнее жаждала его.

— Пошли, детка. У нас куча дел. — Но останавливается, видимо сообразив, что я все еще в одном белье. Снимает пиджак и набрасывает мне на плечи. — Прикройся, не люблю свои покупки всем подряд показывать.

Понимаю, что его злость на меня так и не прошла. А я-то дура надеялась. Что заплатила сполна. Но действительно — как можно заплатить, если отобрал жизнь. Я виновата в смерти Бориса и Якоб никогда мне не простит этого…

Выходим на улицу, садимся в черный Майбах. Еще несколько лет назад Якоб был в моем теперешнем положении — совершенно на мели, был вынужден работать телохранителем и выполнять капризы богатой сучки. Теперь мы поменялись местами и мне предстоит исполнять любые его желания. Вот только чего он захочет? Насколько любые? Снова причинит мне боль? Только сейчас понимаю, что Наташа что-то мне рассказывала про контракт, что бывает несколько видов, и клиент тоже подписывает его, и должен действовать строго в прописанных рамках… Но я так зла была на нее, что почти не слушала. И теперь понятия не имею, что меня ждет… Вдруг он имеет право делать мне больно? Хотя вряд ли Якобу это нужно. Он психологически способен запросто раздавить меня. Он уже это сделал одним тем что купил. На какое время?