Орнитоптер летел назад, направляясь к Убежищу, оставляя позади пирующих червей.

Ненависть зарождается на плодородной почве самой жизни.

Древняя пословица

Корабль-невидимка улетел прочь от переживающей кризис планеты Келсо, оставив на ней часть своих пассажиров, часть своих надежд и часть неосуществленных возможностей. На этой планете Дункан пошел на большой риск, осмелившись впервые за почти три десятилетия выйти за пределы корабля-невидимки. Обнаружил ли он свое присутствие в глазах Врага? Сможет ли он теперь найти его, воспользовавшись этим моментом? Это было вполне возможно.

Несмотря на то что сам Дункан решил больше не прятаться и не скрываться, он все же не желал навлечь гибель на ни в чем не повинных жителей планеты. Поэтому надо было совершить еще один прыжок сквозь свернутое пространство, запутать следы и сбить с толку преследователей. «Итака» совершила такой скачок в неведомое через свернутое пространство.

Было это три месяца назад.

Сквозь толстый плаз иллюминатора Скиталь смотрел, как планета Келсо постепенно уменьшается в размерах, затем совершенно исчезает из поля зрения. Ему так и не позволили сойти с корабля. Судя по тому, что он видел из корабля, ему скорее всего пришлась бы по нраву эта планета, невзирая на то, что ее постепенно поглощала безводная пустыня.

Несмотря на то что к нему полностью вернулась память, Скиталь чувствовал, что части его существа остро не хватает отца, его предшественника, его самого. В памяти и разуме Скиталя теперь было все, что необходимо, но он желал большего.

Со своим новым телом Скиталь имел теперь в распоряжении сто лет, в течение которых накапливающиеся генетические ошибки, в конце концов, приведут это тело к распаду и гибели. Вполне достаточное время для решения множества проблем. Но по прошествии ста лет он по-прежнему будет оставаться последним мастером Тлейлаксу, единственным хранителем Великой Веры. Так и будет, если он не сможет воспользоваться клетками Совета Мастеров, хранящимися в нуль-энтропийной капсуле. Кто знает, может быть, в один прекрасный день ведьмы разрешат ему использовать аксолотлевый чан для той цели, ради которой он когда-то был изобретен тлейлаксами.

Пока корабль-невидимка находился на Келсо, Скиталь мучительно размышлял, не остаться ли ему на этой планете, основав на ней новый дом для тлейлаксов. Но смог бы он построить необходимые лаборатории, изготовить нужное оборудование? Смог бы он найти новых последователей среди тамошнего населения? Стоило ли делать ставку в такой рискованной игре? Молодой Скиталь изучал писание, долго и настойчиво медитировал, и наконец решил не оставаться – приняв то же решение, что и раввин. На Келсо у Скиталя не было ни малейших шансов создать аксолотлевый чан. Решение было совершенно логичным и оправданным.

Недавнее несчастье и гнев раввина не имели, однако, такого же простого и легкого объяснения. Никто не вынуждал его к такому выбору. С тех пор как корабль покинул планету с ее стремительно расползающейся пустыней, старик постоянно расхаживал по коридорам, сея вокруг яд своего недовольства. Из всего своего рода он остался на корабле один – точно так же, как и Скиталь.

Пожилой святой человек ел вместе с остальными беженцами, ворча по поводу того, как сурово с ним обошлись и как трудно его народу основать на новом месте второй Сион без его мудрого руководства. Гарими и ее твердолобые последовательницы, которым отказали в праве поселиться на новой планете, не выказывали старому раввину никакого сочувствия.

Наблюдая все это, Скиталь пришел к выводу, что раввин относится к тому сорту людей, которые готовы возложить вину за свои несчастья на внешние обстоятельства или на других людей, чтобы выставить себя мучениками. Так как он не захотел покинуть аксолотлевый чан, который когда-то был Ребеккой, он мог теперь упорно ненавидеть орден Бене Гессерит, обвиняя во всем его, а не собственный глупый и неудачный выбор.

Ну что ж, думал Скиталь, вокруг достаточно ненависти, которую надо с умом использовать.

Веллингтон Юйэ, стоя в каюте перед зеркалом, внимательно рассматривал свое отражение – желтоватое болезненное лицо, темные губы и острый подбородок. Узкое лицо выглядело моложе, чем он ожидал по опыту прошлой жизни, но все же узнаваемым. С тех пор как он снова обрел исходную память, Юйэ отрастил черные волосы до такой длины, чтобы вплести в них импровизированное кольцо медицинской школы Сук.

Тем не менее он не мог полностью принять свое возрожденное «я». Для этого надо было сделать еще один решительный шаг.

В руке он держал полую иглу, наполненную несмываемой краской, оставляющей на коже неизгладимые следы. Это, конечно, не татуировка, не имплантант и не вечный знак имперского воспитания, но довольно близко к этому. Рука была тверда, штрихи уверенны.

«Я врач Сук, я хирург, и вполне способен изобразить простейшую геометрическую фигуру».

Напоминающий ограненный алмаз ромб точно в середине лба. Не колеблясь, Юйэ сделал следующий штрих, соединил точки и наполнил краской кожу между линиями. Закончив, он снова внимательно рассмотрел себя. Теперь из зеркала на него смотрел прежний Веллингтон Юйэ, доктор школы Сук, лейб-медик Дома Верниусов, а затем Дома Атрейдесов.

Предатель.

Он отложил в сторону иглу, надел чистую форменную одежду и направился в медицинский центр. Подобно старому раввину он был таким же квалифицированным доктором, как и любой врач Бене Гессерит, и вполне мог лечить больных и следить за состоянием аксолотлевых чанов.

Недавно Шиана начала выращивать новых гхола по своей программе, используя для этого клетки из нуль-энтропийной пробирки мастера Тлейлаксу. Теперь, когда на чужой планете остались Стилгар и Лиет-Кинес, у Шианы было оправдание такого шага. В целях безопасности она отказалась назвать имя нового гхола.

Сестры Бене Гессерит продолжали твердить о необходимости продолжения программы гхола, хотя и не могли отчетливо объяснить, зачем им это нужно. Способ, с помощью которого они успешно восстановили исходную память у Юйэ, Стилгара и Лиет-Кинеса, пока не дал никаких результатов у других гхола. Некоторые ведьмы, в особенности верховный проктор Гарими, продолжали выражать серьезные опасения по поводу возвращения Джессики и Лето II из-за их прошлых преступлений. В виде компромисса решили попытаться восстановить исходную память Суфира Хавата.

Юйэ не знал, каким способом ведьмы пытались сломать защитные барьеры Суфира, но эффект получился противоположный ожидаемому. Вместо того чтобы пробудиться, Суфир выдал судорожный припадок. При этом присутствовал старый раввин, который поспешил на помощь семнадцатилетнему гхола, растолкав в стороны ведьм, ругая их при этом за глупый риск.

Но Юйэ, так же, как и юный Скиталь, уже обладал старыми знаниями. Теперь он не был больше ребенком, ждущим очереди стать кем-то. В один прекрасный день, набравшись мужества, он потребовал от Шианы дать ему работу.

– Вы, ведьмы, принудили меня вспомнить мою прежнюю жизнь. Я просил, умолял вас не делать этого, но вы настояли на моем пробуждении. Вместе с памятью о моем предательстве и виной я обрел и полезные навыки. Позвольте мне снова практиковать как врачу Сук.