Прошлой ночью, направляясь в пристанище, Миа знала, что сделает точно такой же выбор, как и ее мать. Но в отличие от Молли, которой представился этот последний шанс побороться, противопоставить свою силу силе течения, она, Миа, оказалась лишенной возможности ответить на вызов. Уклонившись от встречи с ней, Эш тем самым полностью вывел ее из игры. И ей оставалось только гадать, каким образом он собирается забрать жизнь Ника.

Миа отвернулась от фотографии и взяла свою кожаную куртку. До боя оставалось несколько коротких часов. Она сделала для Ника все, что могла, теперь ей оставалось только наблюдать со стороны. Бедный Ник. Сегодня на рассвете она постучала в его дверь и притащила его, сонного и сбитого с толку, к себе в студию. Спустя час он покинул ее дом со знаком хранительницы на груди. Растворенной в этом кровавом алхимическом соитии кожи и краски была ее ци. Перед лицом неизвестной опасности это казалось слабой защитой, но что еще она могла сделать?

Если бы только Ник отказался от поединка. Но он уже настроился на него, и переубедить его было невозможно. В последний раз она попыталась спорить с ним, но безрезультатно. Он уже вошел в то ментальное состояние, в котором бойцы пребывают за несколько часов до выхода на ринг, и его разум был для нее закрыт.

Она уже выходила из комнаты, когда зазвонил телефон.

— Миа? Это Флеш.

Не дав ей возможности ответить, он продолжил:

— Я нашел книгу. Она жутко огромная.

Миа сжала пальцами трубку.

— О чем она?

— Ну, этого я пока не могу тебе сказать. Я нашел сайт, тут кроме самой книги много всякой всячины, похоже на какую-то научную ерунду. Но сама «Книга света и праха» пока что мне не поддалась. Она запаролена.

— Ты можешь взломать пароль?

— Я не знаю, — она услышала его вздох, — он из пятнадцати знаков.

Она взглянула на часы. Семь вечера. Бой Ника назначен на девять. Чтобы добраться до таверны на велосипеде — движение в это время сильное, — ей потребуется минут сорок, не меньше. Но все-таки она вполне укладывается, даже если ненадолго заскочит в офис.

Она взяла ключи.

— Я сейчас приеду. Скоро увидимся.

Самое тяжелое перед поединком — ждать. Не находя себе места, Ник ерзал на скамейке.

Он был один в раздевалке — если не считать отражения в зеркале напротив. В свете люминесцентных ламп его кожа выглядела желтоватой, а новенькая татуировка казалась большим черным синяком на груди. Два глаза, в одном — круг с тремя линиями.

Джей Си едва не задохнулся от ярости, когда Ник приехал на взвешивание с обновкой, из которой все еще сочилась кровь.

— Ты сделал эту татуировку сегодня утром? Ты с ума сошел? Кровотечение перед поединком — это недопустимо, ты идиот! О чем вы с Миа думали, черт вас раздери?

Лицо Джей Си просто пылало от злости, и он успокоился, только когда Ник встал на весы. На этот раз он сразу же прошел контроль. В прошлом — к большому огорчению Джей Си — ему нередко приходилось прыгать на скакалке для того, чтобы скинуть два или три лишних фунта, которые буквально приклеивались к нему в дни состязаний, как проклятие какое-то. Но сегодня не было никаких проблем. Вообще-то вес оказался даже меньше положенного.

Он снова прикоснулся к татуировке, располагавшейся прямо над сердцем. Теперь она останется с ним до конца жизни.

— Я думал, это может принести несчастье и противоречит правилам, — сказал он Миа утром, — теперь, когда мы вместе.

— Возможно, все правила, которые существовали раньше, теперь не имеют значения. Их нет.

Ее бледное лицо выражало сосредоточенность.

Ник вздохнул. Он согласился на татуировку, потому что считал, что лучше уступить в малом. Он определенно не собирался отменять поединок, как хотела Миа, так что если нанесение ему татуировки примирит ее с его решением, он был рад подыграть.

Он спрашивал себя, как она переживет все это. Он бы позвонил ей, но Джей Си запрещал своим бойцам вести какие-либо телефонные разговоры в раздевалке перед выходом на ринг. Никаких рыдающих жен и ребятишек с раскрытыми ртами — никто из них не допускался. Ничего, что могло бы отвлечь бойца от главной цели, расхолодить его, вывести из равновесия. Разрешено было входить только секундантам.

Ник пошевелил плечами. Он по-прежнему чувствовал эту странную, слабую боль под лопаткой, которая появилась после его последней тренировки с Эшем. Не то чтобы она очень досаждала, но все же беспокоила. В общем-то, не о чем волноваться, он даже ничего не сказал Джей Си. Только зря беспокоить его.

Над дверью висели большие круглые часы с простым белым циферблатом и крупными черными стрелками. Более тонкая красная стрелка отсчитывала секунды. Оставалось еще два часа.

Глаза у Флеша покраснели, волосы слиплись.

— С вас десять пинаколад.[71]

— Считай, что они уже у тебя.

— Вот докуда мне удалось добраться. — Он показал ей на компьютер.

На дисплее она увидела картинку: книгу, на обложке которой мягким рукописным шрифтом было выведено название.

Миа уставилась на экран компьютера, ее глаза горели. Почему-то книга на экране казалась менее реальной, чем иллюзорная книга из ее снов. Но название было бесспорным: «Книга света и праха».

Под названием был нарисован символ инь-ян, ярко раскрашенный шафраново-желтым и черным. Но пока она смотрела на него, он медленно исчез, точно растворился, и на его месте — как призрачная голограмма — появилось лицо с пустыми глазницами, хитрой улыбкой и веревкой вокруг шеи.

— Жутковато, скажи? — Флеш наморщил нос.

Иссохший лик тоже растворился, и вместо него опять выплыли слезинки инь и ян.

— Я знаю, что это.

— И что же? — Флеш удивленно поднял брови. — Скелет?

— Нет, не скелет. Это мумия.

— Какая разница? — Флеш пожал плечами. — Мертвец — он и есть мертвец.

— Можно, я попробую?

Миа склонилась над клавиатурой. На экране снова возникло изображение мумии. Внизу страницы имелось небольшое окошко: «Введите пароль».

Не совсем уверенно она набрала: «Розалия».

Потом остановилась, вспоминая фамилию маленькой девочки из фотоальбома. Ломбарио? Ломбаро?

«Ломбардо».

Экран мигнул.

— Bay. Ну ты даешь, девочка, — впечатленный Флеш закивал головой, — это то, что нужно. Мы вошли.

«Наши тела изнашиваются, и мы стареем… Мы меньше спим, и нам реже снятся сны. Свет превращается в прах».