планет. Ваши женщины так и будут прозябать у нас в рабстве, люди станут пищей для кумо, а кумо… для кумо тоже найдётся применение, можешь не сомневаться. Туманный мир эссиорл больше никогда не будет испытывать нехватку энергии или пищи, и никто не посмеет смотреть на нас свысока. Знал ли Келадон, что так всё закончится?

Аракбис закончил свою жестокую речь и отошёл обратно к Кире, лежащей без сознания у стены.

– Для меня всегда было загадкой, почему по пророчеству аргенлал должен перейти к человеку. Я ожидал чего-то экстраординарного от неё, но, как оказалось, дела обстояли намного проще. Как и все женщины, она не наделена особыми умственными способностями, иначе не шла бы прямо ко мне в руки. Про магические таланты вообще молчу: их просто нет, – разоткровенничался эссиорл, расхаживая по палате и ухмыляясь здоровенным жабьим ртом.

Тут глаза Аракбиса удивлённо расширились. Браслет на руке начал дымиться. Несколько секунд, и артефакт превратился в раскалённый огненный обруч.

Сначала Аракбис недоверчиво и снисходительно смотрел на браслет Филуна. Тело любого эссиорла было на удивление пластично и устойчиво к любым механическим воздействиям. Металлическая кожа Аракбиса запросто выдерживала высокие температуры и не боялась огня или горячего металла. Вот и теперь он не видел для себя абсолютно никакой угрозы и воспринимал попытки браслета как жалкие и неубедительные. Однако боль, столь непривычная для Аракбиса, всё-таки настигла его. Она нарастала как снежный ком, несущийся на бешеной скорости с крутого склона.

Прошло не более минуты, и эссиорл уже истошно орал, пытаясь снять горящий браслет с жирного запястья. Он схватил его другой рукой, но так её опалил, что на время утратил способность к регенерации.

Браслет Филуна теперь не просто горел, а обратился расплавленным металлом, тонкой змеёй вьющимся вокруг руки эссиорла. Аракбис сам загнал себя в ловушку, из которой не так просто было выбраться.

Эссиорл то и дело предпринимал попытки избавиться от непослушного артефакта, однако стягивание маскирующей перчатки, изменение формы рук не принесло никакого результата.

Аракбис всё понял. Незавершённый ритуал не смог изменить сознание циферблата. Тёмная материя самого естества эссиорла никогда не смогла бы ужиться с изначально светлым браслетом Филуна. И теперь этот самый браслет намеревался растворить его сущность, испепелив дотла уязвимое тело. Аракбис всегда недооценивал силу воли магических предметов и теперь сполна поплатился за это.

Но эссиорл не собирался исчезать бесследно, когда почти достиг цели. Испытывая сильнейшую злость и лютую ненависть к лионитам, он предпочёл на время отступить. Собрав последние силы, Аракбис отделил свою сущность от поглощаемой в течение пяти веков сущности Келадона, вырвавшись тем самым из оков коварного браслета, и чёрной тенью выскользнул сквозь крышу Лекарского дома, с несомненным намерением ещё вернуться.

Агрэй не успел отследить перемещение лютого врага. Его взгляд теперь был прикован исключительно к телу отца, лежащего на белоснежном полу палаты.

Правда Келадона

Браслет Филуна соскользнул с запястья истинного Келадона сразу же после бегства Аракбиса и ужом пополз к Кире, всё ещё не приходившей в сознание. Взобравшись по боковине деревянной кровати, он обвил её руку и радостно принял свой первоначальный вид. Аргенлал всё ещё был тусклым, в то время как яхлал пылал, а вердигри сохранял нейтралитет ровным зелёным свечением. Если бы однажды Кире было дозволено заглянуть в хранилище китабу, она бы узнала, что теперь аргенлал может набрать предыдущую мощь только благодаря добрым поступкам своего владельца. Пока же она спала, набираясь сил под действием лечебных трав Иклила, и ничего вокруг не замечала.

Агрэй не мог оторвать взгляд от лица Келадона. Он видел настоящего отца впервые за несколько веков, и зрелище это было не из приятных.

Защита на здании спала, так что Агрэй беспрепятственно проник внутрь Лекарского дома и приземлился рядом с отцом. Для этого ему пришлось расширить одно из небольших окон-сот, украшавших каждое здание в городе Гейл. Сквозь окна в палату красиво просачивалось сияние звёзд Иклила, но эти разноцветные лучи не могли сделать увиденное Агрэем менее ужасающим.

Тело Келадона представляло собой скелет, обтянутый кожей, и весило навскидку не более сорока килограммов. Огромные синяки под глазами, запавшая челюсть, бледная кожа: всё это настолько обезобразило его, что даже близкие друзья навряд ли узнали бы в нём того энергичного Келадона, славившегося своим весёлым нравом и невероятным жизнелюбием. Удивительно, как страдания или болезнь могут до неузнаваемости изменить живое существо, практически полностью стерев его привлекательность и оставив лишь тень, отпечаток былого создания.

Агрэй присел рядом с отцом, уверенный в его гибели, однако обсид обнаружил едва уловимое сердцебиение.

Лионит почувствовал слабую надежду. После известия о захвате отца Аракбисом он и не смел надеяться на спасение тела Келадона, теперь же возник хоть и слабый, но шанс вытащить отца с того света. Агрэй незамедлительно вызвал лионитов, дежуривших на нижних ярусах Лекарского дома, и отдал приказ поместить Келадона в комнату для попытки восстановления жизненных сил.

Лекарям понадобилось не больше минуты для оценки ситуации. Они исследовали измученное тело Келадона, проверяя все жизненные показатели. Агрэй нетерпеливо ждал вердикта врачей, до боли сжимая руки в кулаки.

– Ну что там? Почему вы медлите? – спросил он, теряя последнее терпение.

– Его жизненная сила выпита без остатка. Мы не можем уловить ни единого импульса, как если бы он был духом, – будничным тоном отвечал лионит с прозрачными голубыми глазами. Его одежда отличалась от костюма второго врача, что указывало на более высокое положение. Ткань, из которой был изготовлен его наряд, напоминала блестящую густую синеватую жидкость. Она переливалась, то и дело меняя плотность. На руках красовалось подобие перчаток из такого же материала с переливами.

На Земле его бы назвали главным врачом, на Иклиле же эта должность именовалась дактари. Дактари по имени Дрэур пользовался всеобщим уважением и обладал поразительной способностью определять любые, даже скрытые от глаз болезни. Вёл он себя соответствующе: хладнокровно и даже где-то равнодушно. Так иногда ведут себя врачи, на глазах которых каждый день в реанимации умирают люди. Живые эмоции у него притупились, и Дрэур просто делал свою работу день за днём, продолжая по привычке производить повторяющиеся медицинские манипуляции.

Стоит признать: лиониты умирали гораздо реже, чем люди, а всё благодаря бесконечно долгой жизни. За последние пятьсот лет на глазах Дрэура скончалось не более двух ста лионитов. Болезни среди них были распространены не особо. Чаще встречались проклятия, магические травмы на поле боя и укусы ядовитых животных. Это не упрощало задачу, а делало каждый случай уникальным и требовало особого подхода.

Если бы