Мент вмиг сошел с лица, на лбу выступила испарина.

– Да не ссы ты, все путем. Нормальные бабки... Хотя всякое может быть...

Мент стоял с открытым ртом и остолбенело смотрел на Игната.

Игнат повернулся к ним спиной и в окружении своих пацанов направился в конец рынка. Торгаши с опаской смотрели на него. Они видели, как он разделался с Дольцевым и с его кодлой.

Он подошел к торгашу, который продал им куртки. Тот в панике достал из кармана деньги.

– На, возьми свое! Возьми! Мне ничего не нужно...

– Ну что ты, бабки всем нужны. Это бабло ты честно отбил. Себе забери. А мне отдай то, что для Дольцева приготовил...

– Для Дольцева?.. – не сразу въехал торгаш. – А-а, для Дольца!

Он отслюнявил полторы штуки рублей и сунул их Игнату. Но деньги с его руки снял Вилли, сунул в пустой пакет.

С этим пакетом братва прошла через весь рынок. И торгаши без разговоров отстегивали им долю. Никто не возникал. Даже менты. Они вообще сделали вид, что ничего не замечают. Игнат тоже сделал вид, что для него они просто не существуют.

Но судьбу он все же пытать не стал. И едва только последний барыга скинул свою долю, двинулся на выход. Всей честной компанией они загрузились в такси и двинули домой.

Вилли вывалил на стол бабки.

– Ничего себе! – после всех подсчетов бодро изрек он. – Почти что шестьдесят тысяч!

– Не хило! – обрадовался Лева. – Шестьдесят кусов! С одной барахолки! За один день! И это при том, что барыги лавье свои зажимали...

Игнату тоже так показалось. Многие торгаши отстегивали куда меньше чем, двадцать процентов с навара. Надо бы с них за это спросить. Но некогда было разбираться...

– К тому же сегодня воскресенье, – заметил он. – В будние дни торговля хилая... Но все равно, слам не стремный сняли. Надо будет часть добычи на общак снести...

– Это ты про какой общак говоришь? – не понял Вилли.

Ему явно не хотелось ни с кем делиться. Но ведь не ему решать, что делать, а что нет.

– Как про какой? Про воровской... Вилли, это мой город, понял? Я здесь два года на кичмане парился. Я не знаю, кто сейчас за крытым смотрит. Раньше Завар смотрел. Он меня смотрящим сделал. Через него грев на тюрьму шел... А с каких шишей грев идет? То-то же... И вообще, видали, пацаны, какой фарт нам попер! С ходу барахолку под себя поставили. Цепляться нам за мой город нужно. Это будет наш город, пацаны!

– А я что говорю? – всколыхнулся Лева. – Классный город, мне здесь сразу понравилось. Люди хорошо живут, барахолка хорошо торгует, деньги хорошо крутятся... И девчонки здесь клевые, я это сразу заметил...

– Это ты верно сказал, – кивнул Игнат. – Девчонки у нас козырные. Даже лучше, чем в Москве...

На одну чашу весов он мысленно поставил Арину, а на другую одноклассницу Тоньку. И другая чаша перевесила...

Тонька. Сейчас она Антонина. Двадцать один год бабе. Совсем взрослая. Интересно, какой она сейчас стала. Хотелось бы на нее взглянуть. Хотя бы одним глазком.

3

Игнат проснулся рано утром. Поднял пацанов, пропустил через бочку с холодной водой. Зарядка. Завтрак. Тренировка. Да, они занимались в огороде. А тот же Дольцев тренировал своих бойцов в спортзале. Ну и что с того? Кто кому вчера навалил?..

После тренировки водные процедуры в той же бочке. Полчаса на отдых. И обед. Все как в армии... А в настоящей бригаде все должно быть как в армии. Единоначалие, дисциплина. И даже униформа. Но главное, огневая мощь и мобильность. А с оружием и с транспортом у Игната были проблемы.

Лика позвала всех к столу. И в это время возле дома остановилась изрядно потрепанная «тройка» стремного поносного цвета. Из машины выбрались крепкие парни в заношенных джинсовых и спортивных куртках. Бритые затылки, тяжелые взгляды.

– Оба-на! Кажись, шухер нагрянул! – в предчувствии большой драки осклабился Лева.

Этого визита следовало ожидать. Игнат не надеялся, что Дольцев успокоится. И считал, что рано или поздно он постарается взять реванш. Это случилось рано... Только странно, почему он выслал на разборку всего трех пацанов... Нет, четверых... Последним из машины выходил коротко стриженный бугай саженного роста. И рожа знакомая...

– Юрка, мать твою! – узнал его Игнат.

– Бурлаков, братуха! – замахал руками бугай.

Он отворил калитку, зашел во двор. Его спутники остались возле машины. Они с интересом наблюдали за развитием событий. Так же как и Лева, Вилли и Толян.

Со своим школьным другом Игнат не виделся целых шесть лет. Юрка очень изменился, возмужал, заматерел. В нем чувствовалась и внутренняя, и физическая сила.

– Как ты меня нашел? – спросил Игнат.

– Да как, я же знал, где твоя бабуля жила... Вот, узнал, что ты в городе нарисовался, – натянуто улыбнулся Юрка. – Вот и решил навестить...

– Откуда узнал? Из газет?

– Все прикалываешься? Узнаю Бурлакова... И Дольцева узнаю. Неравнодушен к тебе Дольц. Да и ты его терпеть не можешь, да?

– Ну да. Ты же знаешь, я всегда отличником был, а он мне однажды «четверку» в четверти выставил. До сих пор простить не могу.

– Да, круто ты с него за «четверку» спросил. Да, братуха, да, наслышан я о твоих подвигах. Говорят, ты нашу барахолку к рукам прибрал...

– Ну если Дольцев уронил, почему бы ни поднять... Приехал чего? Меня повидать или где?

– И тебе повидать. И где... Короче, деловой разговор есть...

– Ну давай.

Игнат провел его в летнюю кухоньку, усадил на продавленный диван, сам сел на скрипучий стул.

– Тут дела такие... – замялся Юрка. – Дольц не хилую команду под себя собрал. Каратисты, боксеры, штангисты...

– Да, а я думал, это были боксерские груши, – усмехнулся Игнат.

– Так это ты так думаешь. Я вообще охренел, когда узнал, что ты со своими пацанами этих быков отмудохал... У нас тоже стычка с ними была...

– И что?

– Да что, неделю потом по домам отлеживались.

– А ты с какого с ними схлестнулся?

– Так это, времена-то сам знаешь, какие настали...

– Какие времена?

– Ну так сейчас сила все решает. У кого сила, тот берет. У кого силы нет, тот отдает...

– Ты решил, что у тебя сила есть?

– Ну да. Я же в разведроте десантно-штурмового батальона служил. Знаешь, что это такое?

– Да вроде что-то серьезное.

– Виталик в морпехе служил. Тоже серьезная организация. У Михи красный пояс по карате. Антоха на скотобойне работал, знаешь, сколько в нем силы – подковы руками гнет...