– Нашли какие-нибудь бумаги, которые Фенстер использовал для шантажа? – спросил я.

Холмс отрицательно покачал головой:

– Вероятнее всего, убийца забрал их с собой. Инспектор полагает, что это была одна из жертв шантажа Фенстера.

Я пересказал Холмсу подробности моей неудачной попытки убедить Хартнелла довериться нам.

– Его враг мертв, а он рыдает, как будто… Без сомнения, я был очень настойчив, но у меня ничего не получилось.

– Вы помните, что сказал Ларошфуко[53], Уотсон? «Больше всего беспокойства причиняют те дураки, у которых есть немного ума». Грустно говорить, но, похоже, я именно такой дурак.

В этот момент появился Лэннер, который отчаянно потирал озябшие руки. Его очень модное пальто служило слабой защитой от зимней стужи.

– Пробил критический час, Лэннер, – сказал ему Холмс. – Вы должны точно следовать моим инструкциям, если мы желаем предотвратить третье убийство.

– «Третье»? Вы хотите сказать «второе».

– O да. Без сомнения, это я и имел в виду, – загадочно усмехнулся Холмс.

Только урвав еще несколько часов сна и насладившись сытным завтраком, который любезно приготовила миссис Хадсон, я понял, что настало двадцать четвертое декабря, сочельник. Мне вспомнилось, как накануне я опасался, что Рождество будет невеселым. После неожиданной смерти Рюбена Фенстера, хоть он и был негодяем, мрачные ожидания переросли в уверенность.

К моему удивлению, Холмс не упоминал о нашей утренней поездке и не обнаруживал намерения покинуть Бейкер-стрит. Остаток утра он провел за обновлением своей картотеки, покуривая трубку из вишневого дерева.

Внезапно внизу раздался грохот, заставивший меня вскочить на ноги.

– Что это было? – всполошился я.

– Не люблю гадать без особой необходимости, но предполагаю, что миссис Хадсон уронила завтрак, когда увидела из окна удручающее зрелище. А теперь она несется вверх по лестнице. Ее проворство для меня новость, Уотсон. Никогда не мог постичь пределы возможностей этой женщины.

Дверь в нашу комнату распахнулась, и на пороге появилась испуганная домовладелица с бесполезной вилкой в руке:

– Мистер Холмс! Там внизу этот франтоватый полицейский, мистер Лэннер, и с ним юная Кэти. Мистер Холмс, на ней наручники!

– Мудрая предосторожность. Миссис Хадсон, мне жаль это говорить, но вашей добротой воспользовалась бессовестная и абсолютно бессердечная преступница. Если вы окажете мне любезность и останетесь, я объясню, как мы все были обмануты этой хитрой молодой особой. Уотсон, кажется, я слышу, как Лэннер звонит в дверь. Будьте так добры, помогите миссис Хадсон и откройте дверь.

– Этот случай наделает много шуму, джентльмены, попомните мое слово, – возбужденно объявил Лэннер. – Не удивлюсь, если несколько самых больших финансовых институтов Лондона рухнет в результате ареста сэра Норриса.

– Сэра Норриса? – потрясенно переспросил я.

– Сэра Норриса Уайтхеда, – ответила Кэти, чьи манеры и выговор разительно переменились. – Моего отца.

Теперь она была одета по самой последней моде, перчатки и туфли одного оттенка подобраны в тон туалету, шляпка с небольшими полями игриво сдвинута набок. Если бы не блестящие зеленые глаза, вряд ли бы я узнал в ней женщину, которая днем раньше в этой комнате слезно просила нашей помощи.

– Мы схватили троих в Банке столицы и графств, – продолжал инспектор. – Эта молодая леди тогда от нас ускользнула, но вскоре я ее задержал. Никогда не догадаетесь, мистер Холмс, но на козлах кэба сидел сын сэра Норриса! Похоже, они заплатили какому-то возчику и взяли его колымагу на ночь. Все прочие голубчики сейчас в Скотленд-Ярде, но я подумал, вы захотите еще раз увидеть мнимую мисс Уайтхолл, принимая во внимание, сколько беспокойства она вам доставила. Я также решил, что вам будет интересно почитать вот это.

Он достал из кармана пачку бумаг и протянул их Холмсу, который стал изучать их с очевидным удовлетворением. Кэти глядела на него презрительно.

– Ну, сэр, вы довольны? – осведомился Лэннер.

– Более чем, – ответил Холмс. – Уотсон, позвольте вам представить мисс Кэтрин Уайтхед, дочь известного промышленника сэра Норриса Уайтхеда и, без сомнения, самую расчетливую злодейку из всех, какие в последнее время испытывали мою сообразительность. Уверен, вы простите, если я закурю, мисс Уайтхед. Предлагаю всем сесть. Думаю, стоит все объяснить Уотсону и миссис Хадсон.

– Признаюсь, многое в этом деле непонятно и мне, – вставил инспектор.

– А вы меня удивили, – пробормотала арестованная.

– Сюрпризы закончились, мисс.

– Пока мы искали в комнате Фенстера бумаги, изобличающие его как шантажиста, я объяснил Лэннеру, чт́о стало для меня очевидным к тому моменту. Вы были чрезвычайно умны, мисс Уайтхед, когда убедили нас не доверять ничьим словам, кроме ваших. Фенстер стал в наших глазах лицемерным злодеем, которому нельзя верить, Блэтчер – алчным простаком, околдованным его чарами и готовым солгать в интересах своего кумира, а Хартнелл – жертвой, отчаянно боящейся своего жильца и не имеющей мужества сказать правду. Очень хитро. Но я начал испытывать сомнения, когда мы неожиданно встретили Фенстера на пороге дома.

– Вы упоминали что-то о его правом манжете, – вспомнил я.

– Абсолютно верно, Уотсон. Для тренированного наблюдателя существует семь разных признаков, позволяющих сделать вывод, что человек проводит много часов за писанием писем. Самый очевидный – чернильные пятна на манжетах. Когда Фенстер снял цилиндр, я заметил, что он правша, но на правом манжете не было и следа чернил. Отсутствовали и другие шесть признаков. Мисс Уайтхед утверждала, что Фенстер целыми днями строчит письма, вероятно послания жертвам своего шантажа, но это было ложью. Стало быть, ложью было и утверждение, будто слуга Блэтчер отправляет по почте эти несуществующие письма. Если два пункта в ее рассказе оказались неправдой, то, возможно, вся история была сфабрикована? Однако тогда я промолчал, потому что меня беспокоили ее уверения, будто она видела, как Блэтчер увлеченно беседует на улице с каким-то подозрительным типом. Итак, она нагородила целую гору лжи вокруг событий, происходящих в доме, но что стояло за этим на самом деле?

– Будьте добры, не говорите обо мне так, как будто меня здесь нет, – заявила молодая женщина, которую я знал как Кэти.

– Спустя несколько часов, – продолжал Холмс, не обращая на нее внимания, – до меня дошло. Нам хотели внушить, будто у Фенстера есть некий неизвестный враг, который желает пробраться в дом, чтобы причинить ему вред. Я разгадал эту часть интриги, но прибыл в Ланкастер-Гейт слишком поздно, чтобы предотвратить убийство. Фенстера уже задушили.