На приеме Пан Ги Мун подошел ко мне и сказал, что хотел бы переговорить наедине, без свидетелей, по очень деликатному вопросу. Уединившись в укромном уголке большого зала приемов, мы провели беседу по действительно важному вопросу. Мой собеседник сообщил, что через три месяца планирует публично выдвинуть свою кандидатуру на пост генерального секретаря ООН. Президент Южной Кореи высказал ему поддержку. Затем он поинтересовался моим мнением. Я сказал, что приветствую такое намерение моего коллеги, поскольку знаю его как опытного и авторитетного дипломата.

Пан Ги Мун, поблагодарив за поддержку, сказал, что хотел бы задать два вопроса. Получив согласие, он начал с самого главного:

— Господин Токаев, нет ли у вас планов баллотироваться на этот пост?

Мой ответ был однозначно отрицательным. Сообщил коллеге, что, будучи профессиональным дипломатом и довольно долгое время находясь в гуще международных событий, особенно в нашей части мира, достаточно ясно представляю себе, по каким критериям будет избираться следующий генеральный секретарь ООН. Поэтому придерживаюсь твердого мнения, что у представителя Южной Кореи есть хорошие шансы возглавить ООН в качестве представителя Азии».

Токаев занял в Женеве пост, который по традиции занимали видные дипломаты, скажем, 1-й заместитель министра иностранных дел СССР Владимир Федорович Петровский. В Женеве всегда проходили важнейшие переговоры. Но атмосфера своеобразная.

В лишенном окон зале женевского Дворца Наций, где шли различные конференции, взгляду новичка представала впечатляющая, но казавшаяся странной картина: ряды столов, утыканных классификационными табличками (как в хорошо подобранном гербарии), полупусты. Зато множество делегатов сновали в проходах. Зал жужжал, переговаривался, шуршал бумагами.

Делегации располагались полукругом, обращенным к президиуму. Выступали с места, поэтому лиц выступавших из зала не было видно. Вверху, за толстыми стеклами кабин синхронного перевода, шевелили губами переводчики, обладатели равнодушных голосов, бесстрастно излагавших позиции делегатов. Иногда возникало ощущение, что никто никого не слышит, да и не слушает.

В комиссии кипела закулисная деятельность. Руководители делегаций приглашали друг друга на деловые завтраки и обеды. Но не из соображений чревоугодия. Каждая делегация прибывала в Женеву с определенными задачами, смысл которых — добиться принятия одних резолюций или блокирования других. Поэтому делегации активно вербовали себе сторонников, уговаривая проголосовать за нужный проект.

Рядом с залом заседаний находился большой кафетерий. Некоторые делегаты, устав от трудов праведных, спали прямо в креслах, без стеснения положив ноги на большие стеклянные столики, уставленные пустыми чашками. Уборщики посуды и не думали делать им замечания.

Но когда в зале начиналось поименное голосование, кафетерий пустел, все бежали, чтобы услышать объявление результатов. Хотя интерес к голосованию по большей части себя не оправдывал. Итоги обычно известны заранее: кто воздержится, кто вообще в знак протеста покинет зал, кто потребует раздельного голосования по одному из подпунктов резолюции… Но все равно зал ожидал сенсаций.

Зал Дворца Наций превратился в поле боя, ристалище, где противоборствующие стороны схватывались не на жизнь, а на смерть. Увлеченные нанесением друг другу ударов, делегаты с гордостью подсчитывали набранные очки. И на этом поле боя Токаев в его новой роли должен был сохранять спокойствие и придерживаться нейтралитета. Впрочем, в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке трудиться не проще.

Касым-Жомарт Токаев:

«ООН живет своей неспешной бюрократической жизнью, в ней царят собственные законы, традиции и обычаи, которые неподвластны амбициозным планам и проектам.

Мне пришлось быть свидетелем удивительной, а по нашим меркам, не совсем приятной сцены в штаб-квартире ООН. В качестве руководителя казахстанской делегации я поднимался в лифте на 38-й этаж, где находится кабинет генерального секретаря. Где-то на 35-м этаже лифт остановился и к нам присоединился сотрудник Секретариата ООН весьма экзотической наружности. И поведения тоже. Он направлялся к месту своей работы в спортивной одежде далеко не первой свежести, при этом аппетитно дожевывая традиционный гамбургер.

На мой удивленно-вопросительный взгляд ооновские ветераны дали объяснение, что мне, мол, повезло лицезреть данного сотрудника одетым в какой-никакой, но костюм, а чаще его можно видеть в полуспортивных трусах, напоминающих неглиже. И никто не вправе сделать ему замечание — святость прав человека стоит на первом месте!

В противном случае он может подать жалобу в соответствующую инстанцию, и тогда проблем не оберешься. В лучшем случае грозит увольнение, в худшем — попросту засудят…»

Внешне жизнь заместителя генерального секретаря кажется состоящей из одних удовольствий. Но даже на званых обедах и официальных ужинах, пока другие наслаждаются едой, они должны произносить речи. Ежедневно они получают приглашения на несколько коктейлей и должны хотя бы заглянуть. Отказаться от приглашения — значит обидеть какое-то государство.

Я видел Касыма-Жомарта Токаева в Женеве, когда он был заместителем генерального секретаря ООН.

Меня пригласили выступить на круглом столе «Отношение России и Швейцарии к своей истории». Двое швейцарских докладчиков оказались очень слабыми. Один вообще произносил пустые слова. Вторая все-таки вспомнила, как швейцарские власти во время Второй мировой войны не пускали в свою страну евреев, искавших спасения от нацистов. На нее тут же обрушился другой швейцарец, пренебрежительно заметив:

— Не пустили каких-то пятьсот человек. Незачем нас, швейцарцев, за это ругать.

Я не выдержал: какое же количество жертв надо считать малым? Обречь на смерть пятьсот человек — этого мало?.. И напомнил о том, какую угодливую политику проводили швейцарские власти в отношении нацистской Германии.

Многие участники конференции подходили потом поблагодарить за мои слова. После дискуссии устроили ужин. Приехал заместитель генерального секретаря ООН Токаев.

В 2013 году Касым-Жомарт Токаев вернулся на родину, и это изменило его судьбу. Он вновь стал главой верхней палаты парламента.

Я спрашивал, трудно ли переходить из одной сферы деятельности к другой.

Токаев ответил:

— Часто меня называют дипломатом, международником. Дескать, он всю свою жизнь провел на дипломатической стезе. Но забывают, что почти три года я был председателем правительства и девять лет возглавлял верхнюю палату парламента, которая, согласно нашей конституции, принимает законы, в отличие от российской практики, где Совет Федерации одобряет законы, принятые Государственной думой.

У нас так называемая «французская система», то есть верхняя палата принимает законы. Было непросто, но, как говорится, общий кругозор и общее понимание экономического развития помогало. Возможно, были допущены некоторые ошибки, но они не носили стратегического характера, чтобы сожалеть об этом. Это были ошибки тактического плана, связанные с нюансами управления.

20 марта 2019 года он возглавил страну.

Пандемия ломает все планы

Новый президент Касым-Жомарт Токаев занялся политической трансформацией страны. Он выдвинул концепцию «Слышащего государства», которое оперативно и эффективно реагирует на нужды граждан. Это когда чиновники отвечают перед народом, политики — перед избирателями. Это развитие местного самоуправления. Это плюрализм мнений и различных точек зрения, это