Особенно сильно ей хотелось покрутиться близ мясной лавки, несмотря на исходящий оттуда железистый запах крови и внутренностей, а все из-за Пипа Блэйтона, сына мясника, который был только на год старше ее. Теперь, когда ей уже исполнилось тринадцать лет, она, общаясь с ним, обнаружила, что испытывает странное чувство возбуждения и любопытства. Пип был достаточно высоким и широкоплечим для своего возраста парнем. Казалось, кто-то растянул его, ухватившись за ноги и за голову. Он был длинным и неуклюжим, с приятным, хоть и усеянным прыщами, лицом. Когда Пташка смотрела на него, Пип откидывал свои светлые волосы, а потом наклонял голову, чтобы скрыть смущение, от которого на его щеках загорался румянец и кудри снова падали на лоб. Хотя Пташка еще продолжала расти, у нее уже имелись небольшие, набухшие груди и женственный изгиб бедер, которого совсем недавно еще не было. Черты лица оставались прежними, но все же лицо становилось неуловимо другим, изменившимся во многих мелочах, девичьим, а не детским. Пташке нравилось наблюдать, как краснеет Пип, нравилось смотреть, как он пытается не обращать на нее внимания. И когда она ему улыбнулась, Бриджит окинула ее осуждающим взглядом, отчего улыбка девушки стала еще шире.

– Хватит лыбиться, точно кошка, слышишь, ты, юная дикарка? Следи за собой, Пташка, когда тебе взбредет в голову вот так сиять улыбкой на весь белый свет, а то ты очень скоро не оберешься хлопот, – сказала Бриджит, когда они выходили из лавки.

– Каких хлопот? – спросила Пташка, которую эта тема очень живо интересовала.

– Много будешь знать, скоро состаришься!

– Может, если мне станет известно, какие хлопоты меня ожидают, то я смогу придумать, как от них уберечься? – предположила она.

– Если ты будешь знать, что это за хлопоты, ты тем скорее станешь к ним стремиться. Я тебя слишком хорошо знаю, моя девочка, – проговорила Бриджит, пробуждая в Пташке еще большее любопытство.

После пяти лет, прожитых вместе с Элис и Бриджит, ее любознательность все еще не была удовлетворена. Ферма и деревня Батгемптон стали для нее целым миром, однако этот мир начинал казаться ей немного тесноватым. Частенько она с тоской вспоминала Коршамскую ярмарку, на которую Джонатан возил их год назад. Ей хотелось еще раз пережить волнение, которое она испытала в тот день, и вновь ощутить чувство сопричастности шумной и многокрасочной толпе людей. Иногда Пташка ходила вдоль канала на запад, в сторону Бата. До окраины города от них было не больше двух миль. Она шла, пока не стали видны его кровли, а над ними, еще выше, выстроившиеся полумесяцем дома на холме. Пташка была готова долго стоять, любуясь струйками дыма, поднимающегося из тысяч труб, чайками, вьющимися над рынками и городскими свалками, церковными шпилями, устремившимися к небесам, и огромными башнями аббатства. В те дни, когда дул западный ветер, он доносил отдаленное цоканье подков и скрип колес, катящихся по булыжным мостовым, а также крики мужских голосов на речных причалах. После спокойного и упорядоченного течения жизни в Батгемптоне город казался местом, где идет далекая рукопашная битва, и обладал пугающей притягательностью.

Однако едва Пташка заикнулась Элис о том, что было бы неплохо сходить в Бат, лицо ее названой сестры помрачнело. Потом, одним весенним днем, когда они, гуляя вдвоем вдоль реки, зашли на запад так далеко, что стали видны прижавшиеся друг к другу дома Бата, она попытала счастья еще раз.

– Мне бы и самой этого хотелось, Пташка. Но лорд Фокс говорит, мы не должны этого делать, – объяснила Элис.

– Но… почему?

– Не могу сказать, дорогая. Он говорит… он думает, что это окажется слишком большой нагрузкой для моего сердца, – ответила Элис, переводя взгляд на свои руки, пальцы которых нервно теребили маленький букет колокольчиков. – А еще он считает, что город не место для невинных молодых девушек. Тем более что мы там никого не знаем и у нас не будет сопровождающего…

– Но… разве он не мог бы однажды нас туда свозить? Он или мистер Аллейн?

– Я спрашивала, – ответила Элис резко, но затем ее голос стал тихим, едва слышным. – Увы, ответ был отрицательным.

Казалось, Элис чего-то стесняется. Она взяла руку Пташки и сжала ее, словно извиняясь, хотя та никак не могла понять, чего тут можно стыдиться. Какое-то время они стояли молча, и Пташка усиленно старалась придумать какие-нибудь новые доводы.

– Ну, нам же не обязательно всем об этом рассказывать, – проговорила наконец она. – Расстояние не такое большое, его легко пройти, это не займет много времени. Мы, то есть ты и я, могли бы отправиться туда вдвоем, все разведать и ни о чем не говорить лорду Фоксу или Джонатану, хоть я и уверена, что Джонатан бы нас не выдал.

Элис слегка улыбнулась, но ее лицо осталось серьезным.

– Конечно, Джонатан бы нас не выдал. Но разве нам тогда не придется намеренно ослушаться человека, который нас содержит? Человека, который позволил мне взять тебя в дом только из доброго к нам отношения?

– Но… мы же в прошлом году ездили втайне от него на Коршамскую ярмарку. Разве это не явилось непослушанием?

– Да, наверное, явилось, но он никогда не запрещал мне ездить в Коршам, разговор шел только о Бате.

– Но Элис, он ведь никогда не узнает…

– Тем не менее мы сами будем об этом знать. Мы станем теми, кто обманул его доверие. Разве не понимаешь? Это навсегда останется с нами. А кроме того… не плюй в колодец, пригодится воды напиться, как сказала бы наша добрая Бриджит. Ложь вечно станет тебя преследовать. Если кто-нибудь нас увидит и весть о нашем непослушании дойдет до лорда Фокса… как тогда он, по-твоему, станет к нам относиться? С прежней ли добротой? К нам, которые обязаны ему и домом, и едой, и благополучием?

Лицо Пташки стало угрюмым и разочарованным. Элис слабо улыбнулась и наклонилась, чтобы поцеловать ее в лоб.

– Не делай такого сердитого лица, Пташка! Что ты хочешь увидеть в Бате, чего бы не было здесь, в Батгемптоне?

– Не знаю! Вот почему мне туда так хочется! Отчего ты должна ему всегда и во всем подчиняться? Как ты можешь…

– Я подчиняюсь, потому что нам нужна крыша над головой, мне и тебе! – зло воскликнула Элис. Пораженная Пташка едва могла поверить своим ушам. Впервые Элис повысила на нее голос. – Ну разумеется, мне тоже хочется везде побывать. Конечно, мне бы хотелось отправиться за границу, съездить на бал, завести новых друзей! Но мне это запрещено, и у меня нет иного выхода, кроме как подчиниться. Неужели тебе не ясно?

– Но он не очень сильно рассердится, правда? – пробормотала Пташка.

– Ты такая смелая, что решишься это проверить? – спросила Элис, устремляя на нее предупреждающий взгляд.

– Может быть, – пожала плечами Пташка, сомневаясь, бунтовать ей или смириться.

– Что ж, когда ты вырастешь и станешь независимой, ты сможешь отправиться куда пожелаешь, – сказала Элис решительно, и Пташке сразу не понравилась эта идея; она и думать не хотела о том, что ей не всегда придется жить рядом с Элис.