В больничной палате все казалось серым: и стены, и мебель, и постельное белье. «И это считается лучшей клиникой!..» — с возмущением подумал Андрей. Даже цвет лица Кати был такого же оттенка, как небо за окном в этот тусклый пасмурный день. Теперь, благодаря его вмешательству, Катя лежала в отдельной палате дорогой престижной клиники, больше похожей на пятизвездочный отель, чем на больницу, и готовилась к операции. Врачи надеялись на благоприятный исход. Но даже этот факт не вселил в сердце Кати особой надежды.

— Спасибо тебе за все, Андрюша, — тусклым голосом тихо сказала она, — только все твои усилия, к сожалению, напрасны. Вряд ли операция мне поможет. Скорее всего, я все равно умру, и окажется, что ты просто выбросил свои деньги на ветер.

— Перестань, Катюша, — поморщился Андрей. — О чем ты говоришь? Не поможет эта операция — сделаем еще одну, и еще… И так до тех пор, пока ты не выздоровеешь.

— Не стоит, Андрюша. Право, не стоит, — она ласково дотронулась до его ладони, и он поразился тому, как исхудали ее руки. Кожа на них стала совсем матовой и, казалось, почти прозрачной. — Ладно, хватит об этом. Давай лучше поговорим о чем-нибудь хорошем. Расскажи мне, как ты? Как ты живешь?

Андрей лишь горько усмехнулся в ответ. Да уж, действительно хорошая тема, лучше просто не бывает… Разве можно рассказать о том, что с ним произошло за последние несколько лет? И во что превратилась его жизнь? Он долго молчал, глядя в окно на пока еще голые ветви деревьев, молчала и лежащая на больничной кровати Катя.

— Знаешь, Катюша, — сказал он наконец, — я хотел… Давно хотел попросить у тебя прощения. За ту историю… Ну, ты понимаешь, о чем я говорю… Я бесконечно виноват перед тобой и…

— Замолчи, не надо, — она снова подняла тонкую руку. — Об этом уж точно не надо. Это теперь все в далеком прошлом. И я давным-давно простила тебя. Да, собственно, прощение тут ни при чем… Я много думала об этом и пришла к выводу, что ты, в общем-то, не виноват — это просто судьба. Знаешь, иногда мне кажется, что мы вообще над ней не властны, мы ничего не можем сделать по своей воле, она сама заставляет нас совершать те или иные поступки, двигаться в ту или иную сторону. А мы просто безвольные пешки в чьей-то игре, и ничего с этим поделать нельзя… Тебе никогда не приходило это в голову?

— Приходило, — кивнул Андрей. — Но я не хочу с этим соглашаться. На то человеку и даны воля, силы и разум, чтобы бороться и пытаться что-то изменить…

Он снова замолчал, пытаясь найти убедительные слова, чтобы она поверила ему и начала бороться за свою жизнь. Катя улыбнулась какой-то новой, незнакомой ему смущенной улыбкой и сказала:

— Андрюша, а можно я кое о чем тебя попрошу?

— Конечно! — тут же откликнулся он. — Все, что ты хочешь.

— Видишь ли… — Глаза Кати вдруг вспыхнули, точно в них зажглись маленькие огоньки, — я еще не успела тебе рассказать, что перед самой болезнью моя жизнь очень сильно изменилась. Я встретила настоящую любовь. Встретила человека, которого искала всю свою жизнь.

— Вот как? — Андрей постарался скрыть, как болезненно резанули его по сердцу ее слова, и, кажется, ему это удалось.

— Я была счастлива, — продолжала Катя. — Пусть недолго, очень недолго, но была. Так что теперь мне и умирать не так страшно… Только очень жаль его и детей.

— Детей? — не понял Андрей. — Каких детей?

— У Ивана двое детей, Дуня и Проша. — Катя вздохнула. — Мать у них есть, но она существует в их жизни лишь номинально, а на самом деле они, можно сказать, сироты. И мне бы очень хотелось, чтоб ты принял участие в них. Если, не дай бог, с Иваном что-то случится. И вообще. Мне хотелось бы, чтоб они получили хорошее образование, чтоб не нуждались ни в чем…

— Я понял тебя, — кивнул он. — Не сомневайся, я сделаю все, что в моих силах.

— Спасибо, Андрюша, я всегда знала, что на тебя можно положиться. — Она благодарно сжала его руку. — А теперь давай прощаться. Извини, но я устала. — Она снова вздохнула.

— Да, да, — он торопливо поднялся с места, — ну, ты не падай духом, все будет хорошо. До свидания, Катя.

— Нет, Андрюша, не до свидания. Прощай. Мы не увидимся больше, я знаю… — и она отвернула лицо к стене.

На больничном крыльце Андрей остановился. Ему захотелось вдохнуть полной грудью весеннего воздуху, наполнить себя чистотой, свежестью. Но и здесь, за городом, на краю леса, ему было трудно дышать, точно его заперли в тесной прокуренной комнате. Он медленно сошел по ступеням и бездумно поплелся по боковой дорожке, еще влажной от недавно сошедшего снега. Навстречу ему шла Старьевщица.

— И что ты скажешь теперь? — с вечной своей усмешкой, с недавних пор сильно его раздражавшей, поинтересовалась она, подойдя ближе. — Надумал совершить обмен? Или сейчас вернешься домой и навсегда выкинешь из головы эту блажь, эту смеш…

— Нет, не выкину, — резко оборвал он ее. — Я твердо решил. Если ради Катиной жизни, ее счастья мне нужно умереть, я готов.

— Что ж, я тебя не неволила, — пожала плечами Старьевщица. — И исполню твое желание.

— Прямо сейчас? — Голос Андрея едва заметно дрогнул.

— Почему бы и нет? Что тянуть-то? Да и место самое подходящее.

Он вздохнул — и на этот раз почувствовал запах апрельского воздуха, мокрого снега. Господи, как хорошо, как свежо и прохладно! Как хочется жить!

Перед глазами у него все вдруг поплыло, на мгновение мир перестал быть черно-белым, обрел сочные и живые весенние краски, наполнился звоном капели, запахом пробуждающихся к жизни деревьев…

— Скорее, человеку плохо! Врача сюда! Врача! Где? Да вон там, на дорожке, мужчина упал! — наперебой закричали несколько голосов. — Доктор, вот он, посмотрите…

Но Андрей уже ничего не слышал, не чувствовал.

Как ни удивительно, но известие о внезапной смерти лучшего друга не стало для Кости Панова трагедией. Скорее он почувствовал некоторое облегчение, поскольку это событие наконец-то поставило точку в его долгих, очень долгих, мучительных раздумьях, сомнениях и душевных терзаниях.

Казалось бы, с самого начала жизнь Кости складывалась куда как благополучнее и успешнее, чем жизнь его друга Андрея. Его родители не расставались, жили в любви и согласии, неплохо по тем временам зарабатывали и занимали в социальной иерархии гораздо более высокое положение, чем Андрюшкина мать, скромная работница почты. Единственный ребенок в семье, где в наличии были не только оба родителя, но и полный комплект бабушек-дедушек, Костя с детства не был обижен вниманием взрослых. Им занимались, развивали его способности, водили в бассейн и на танцы, читать и писать выучили задолго до школы. Он всегда был одет не хуже большинства сверстников, у него всегда было множество всяких игрушек, начиная с коллекции моделей машин, игрушечной железной дороги и заканчивая двухколесным складным велосипедом, предметом зависти всех мальчишек и во дворе, и на даче. Маленького Костю регулярно водили в кино, театр и цирк, вдоволь кормили фруктами и сладостями и вывозили каждое лето на море. Но при всем при том он отчего-то все равно был уверен: ему живется намного хуже, чем его другу Андрюшке.